Олег Слободчиков - Первопроходцы

Они не делали выпадов, не угрожали клыками, но сползли в воду, освобождая проход к матерым самцам. Семен поворошил носком ичига оттаявший под ними песок, нагнулся и поднял обломленный клык. Бугор восторженно заревел, стал рыться в песке и откопал череп с клыками. Куда делась зимняя нерасторопность? Десять дней сряду пятнадцать человек лопатили отмель. Неподолгу, в черед, отдыхали, наспех пекли на углях мясо, ели и снова копали окатыш на оттаявшую глубину. Ниже были вмерзшие кости. С ними не возились, брали то, что сверху. Росла и росла гора клыков против коча. Моржей не били: застрелили пару ревнивцев, не желавших уступать места, их жиром и мясом питались.

— Братцы! Не пора ли возвращаться? — забеспокоился Дежнев. — Не добудем в зиму рыбы — с голоду помрем.

— Успеем еще! — огрызались Костромин с Кокоулиным, продолжая ворошить песок и галечник.

Наконец забеспокоился и Никита Семенов, вскинул на Дежнева озабоченные глаза.

— Не утянем ведь против течения!

— Зачем тянуть? — Дежнев весело блеснул глубокой синевой в морщинистой сетке обгоревших глазниц, ополоснул руки, настойчивей скомандовал: — Все! Пора возвращаться! Без нас рыбой не запасутся… Но зачем тянуть? — повторил, плутовато оглядывая распрямлявшихся товарищей. — Если будем возвращаться морем — мимо не пройдем. Куда они денутся? — кивнул на кучи клыков.

— Ну, нет уж! — в голос заспорили спутники.

— На карачках, но притащу в зимовье и выкуплю кабалы у Мартемьянова, — рыкнул Бугор. — Он их не даст, если кости останутся здесь.

— И я не дам! — поддакнул Костромин, с вызовом глядя на Дежнева.

Тот перекрестился, поплевал через левое плечо.

— Больше двухсот пудов собрали. Еще жир, мясо, кожи!

Его опасения наконец-то дошли до спутников, они стали смущенно стряхивать песок с одежды.

— Не дай Бог — дунет! — Семен с опаской взглянул на небо. — Не угрести!

— Тогда грузим и возвращаемся, — мрачно глядя исподлобья, согласился Кокоулин, нагнувшись, выворотил последний клык, ополоснул в морской воде, бросил в кучу, сунул под мышки красные, мокрые руки.

На берег накатывалась степенная волна прилива. Не отдохнув после тяжких трудов, люди столкнули судно на воду, стали грузить его.

— Поспешим, братцы! — со страхом оглядывая высокое ясное небо, поторапливал Фома Пермяк. — Так же было, когда нас унесло.

— До озера дойдем, там безопасней! — вторил ему Дежнев, не любивший всякой спешки.

Бури не случилось, при безветрии они дотянули коч до озера.

— Бог милует! — сдержанно радовался и крестился Дежнев. — Если выберусь на Лену с богатством — сделаю вклад в церковь!

— Попы про нас забыли, — сварливо ворчал Костромин. — Ни в живе, ни в покое, поди, не поминают!

— Молчи! — опасливо шикнул на него Дежнев. — На всех беду накличешь! — Стал отвешивать поясные поклоны на восход и свой след, откуда шли: — Господи, помилуй нас, грешных!

До озера, возле которого он прожил первую и самую трудную зиму, вести груженый коч помогал прилив, течение реки ощущалось плечами только во время отлива. Дальше тянуть судно стало трудней. Полтора десятка казаков и промышленных людей, едва живые от усталости, но счастливые и радостные, продолжали путь. Василий Бугор на привалах падал, хватал воздух ртом в седой бороде и не вспоминал зарок — тянуть привалившее богатство на карачках. Кокоулин зажимал ладонью открывшуюся рану. Дежнев хромал больше обычного, опирался на посох, потом на костыли, вскоре стал постанывать:

— Все равно не поспеть к рыбе! Надорвем жилы. Надо отправить посыльного, пусть приведет подмогу!

— По жребию? — задыхаясь, спросил Бугор.

Дежнев окинул спутников пытливым взглядом: лучше других выглядели долговязый Артемка Солдат и крепко скроенный, осторожный Федька Ветошка. Будто получив от них поддержку, предложил:

— Иди ты или Пашка! Мы еще ничего!

— Я тоже ничего! — смущенно заспорил Бугор. — Иди, Пашка! Тебе тяжельше. Я что? Отдышусь и дальше. Поспать бы, да хлеба или белой рыбки. — Скривился: — Приелась моржатина.

Кокоулин приволокся к зимовью, когда мимо него в верховья реки шла на нерест рыба. Рана на ноге сильно кровоточила, Пашка опирался на сучковатые костыли и вблизи изб упал без сил. Его увидели беглые казаки Васильев и Лютко Яковлев, бывшие при аманатах. Юшка Трофимов и торговый человек Анисим Мартемьянов чинили сети, остальные запасались красной рыбой. Услышав от Кокоулина о найденной корге и богатстве, которое тянули к зимовью четырнадцать доброхотов, все зимовейщики побросали дела и побежали на помощь бурлакам. С женщинами, детьми и аманатами остались Казанец, Кокоулин и Мартемьянов. Глядя вслед, уходившим с ошалевшими глазами, купец с волнением прикидывал, сколько зуба возьмет с должников. Возле устья белой реки дежневские бурлаки окончательно выбились из сил, развели костер на сухом месте тундрового берега, пекли на рожнах мясо и красную рыбу, варили кашу из икры, отдыхали, ожидая помощи.

— Что добыли? — с ходу стал выспрашивать Данила Филиппов, прибежав первым. — Зараза сказал, пудов двести заморной кости?!

— Могли взять больше, тянуть не по силам! — Указал на привязанный коч Никита Семенов.

— Тамошнего рыбьего зуба всем хватит! — отвечал на его приветствия и расспросы Дежнев. — Мяса тоже! — Спохватился, приглашая прибывших к костру: — Ешьте! Глаза бы наши на него не глядели.

Артем Солдат со смехом задрал подол неопоясанной кожаной рубахи, показал ребра.

— Моржатина жирна, а отощали хуже, чем на заморной рыбе.

— Мешать надо: мясо жирное, рыба сухая. Бабы в зимовье делают варку — толченую с вареной.

Пришедшие на подмогу влезли на коч, пересмотрели добытую кость. Глаза их горели от долгожданной удачи.

— Зверя возле мыса несчитано, — посмеивался Дежнев. — За день можно запастись мясом на всю зиму.

— В другой раз женок возьмем, — щуря приуженные глаза, гоготал Фома Пермяк. — Отъедятся в зиму — двумя руками не обхватишь. Моя за один присест полпуда сметет.

Глядя на насытившихся помощников, Никита Семенов поторопил:

— Впрягайтесь, что ли! Чем быстрей доберемся до зимовья, тем лучше!

Два с половиной десятка бурлаков бечевой, шестами и парусом при попутных ветрах привели коч к зимовью. Нападений не было. Навстречу им выкатился Анисим Мартемьянов, на ходу он крестился и кланялся на восход, обметая чуни густой бородой. За ним толпой шли женщины с детьми. Из открытой двери высматривал прибывших Кокоулин. Коч притянули к берегу, не отдохнув, стали носить моржовые клыки в амбар. Анисим Мартемьянов подрагивавшими пальцами щупал заморные и свежие кости, бормотал благодарственные молитвы, приценивался. Пока казаки и промышленные разгружали судно, женщины развели костер, навесили котлы, стали варить привезенный жир.