Леонид Рахманов - Люди - народ интересный

Единственно,, когда отец был раздосадован, это когда Флегонт Васильевич приходил на плоты. где летом отец рыбачил и принимался курить. говорить и надсадно кашлять, чем. по мнению отца, распугивал рыбу. Вообще отец не любил нарушать эти святые для него часы. и тут пришло время сказать о его коронной страсти. которой он отдавался с детства и до трагического конца своей жизни.

Я не стану описывать рыбную ловлю: она изображена во множестве литературных произведений. Расскажу о нескольких запомнившихся мне случаях и о том, как отец относился к моей «рыбьей холодности». Несомненно. он огорчался, что сын не унаследовал его страсти. но никак не высказывал своего разочарования и даже с добродушным смехом любил рассказывать, как однажды мы вместе пошли рыбачить. Мне не было еще семи лет- дошкольный возраст.- но папа сделал мне заправскую рыболовную снасть: легкое, гибкое удилище из калины. леска, крючок, поплавок- все настоящее, отменного качества.. Мы стояли в нескольких саженях друг от дружки. и спустя какое-то время отец заметил, что я не забрасываю удочку- просто стою и стою.

-Леня, ты что? Не ловится или тебе надоело?- спросил меня папа. Ох, как мне не хотелось объяснять! Дело в том, что я размахнулся, чтобы забросить удочку, и зацепил себя крючком за штаны в таком месте, что не мог сам отцепить. вот я и делал вид, что продолжаю рыбачить…

Не удалось отцу и научить меня плавать: сколько раз, шутя и смеясь, ни бросал меня в воду, я либо шел ко дну и он вынужден был извлекать меня на поверхность, либо я просто цеплялся за его плечи, прижимался к его могучей литой груди. Не помогали ни бережные поддержки, ни разведение моих рук или ног в стороны- словом, никакие учебные или принудительные приемы. Вот уж тут отец был разочарован и по праву сердился: жить у реки и не уметь плавать! Кстати, плавать вскоре я научился весьма парадоксальным путем.

-Смотри, - сказал я другому мальчику, - смотри, надо так…

Показал и поплыл! Отцовские уроки пошли впрок отраженным образом: учить- учась. Сыграло роль и мальчишеское тщеславие.

Зато позже отцу без труда удалось обучить меня владеть лодкой и веслами. при чем в любую погоду, не страшась ни ветра, ни волн. Лодку он мне доверял летом на все дневное время( вечером или на рассвете пользовался сам ею для рыбалки), и я гонял на ней вверх или вниз по реке один или со своими друзьями Карловыми ; а то по узкому извилистому ручью перегонял лодку на озеро Старица ( бывшее старое русло Вятки). Лодка эта была маленьким вертким челном, трех мальчишек она еще держала, не черпала бортами воду, но помню, как я перевозил за реку знакомого мужичка, и хлестнувшей волной ( дул сильный ветер) замочило у него папиросы в кармане пиджака. Я увидел, что Алексей немало перетрухнул, да и я почувствовал свою ответственность за такую рискованную переправу. К счастью, все обошлось благополучно.

В другой раз я испугался по- настоящему, перевозя через бурную реку маму ( мы ездили с ней поздней осень собирать плоды шиповника). Самое удивительное. что сама она, не умея плавать и панически боясь воды, на этот раз ни сколько не испугалась грозных мутных валов, которые успел нагнать низовой ветер. Мама полностью доверилась мне, как в любом случае доверилась бы отцу. Это может быть лестно, но в те минуты мне было не до тщеславия: я испытал огромное облегчение, высадив маму наконец на городской берег.

Во вторую половину жизни отец увлекся зимним подледным ловом, который сейчас вошел в моду повсеместно, а тогда, в двадцатые годы, был еще на любителя. Сперва отец брал с собой брезентовую палатку. в палатке разводил костерок, но потом стал переходить с места на место, греясь тем, что пешней прорубал новую лунку во льду. Он ловил окуней на блесну – блестящую металлическую рыбку. Блесны теперь продаются в любом охотничьем и рыбацком магазине, а папа их тогда делал сам- выковывал медные и серебряные, оловянные отливал в формочке из мягкого местного известняка. Рыбачил он в устье Белой, впадавшей в Вятку напротив города и служившей зимой затоном для пароходов. где их ремонтировали и красили.

С нетерпением ждал отец ледостава. На заречных озерах- Старице, Карьерах, Репейнике- лед устанавливался раньше и. чтобы попасть туда, приходилось на лодке переезжать Вятку, часто уже покрытую мелким движущимся льдом- шугой. Лед на озерах был еще тонок, непрочен. можно легко провалиться, но куда опасней, коварней была река. Не забуду случай, когда уже наступила ночь, а папа еще не вернулся домой. Дело в том, что за этот день резко похолодало, и шуга на реке начала смерзаться. Пройти по этому льду, разумеется, было еще нельзя, и отец и его два товарища пробивались на лодке от берега к берегу часов шесть. Мы не раз ходили к реке, с тревогой глядели в кромешную тьму. слышали вдалеке голоса, неясный шум, скрежет, удары пешни или топора; на крик наш никто не отзывался, в отчаянии мы уходили домой, через час возвращались, слышали опять то же… Наконец. донельзя усталый, потный, с прилипшей к потной голове шапкой, отец явился домой. Вид у него был виноватый: еще бы, мама и так каждый раз волновалась, когда он уходил на рыбалку, а тут рыбаки, действительно, чудом не попали в беду, - в любой момент их железная лодка могла пойти ко дну. Они затрачивали неимоверные усилия. чтобы в темноте пробивать, пробивать перед собой лед и по вершку продвигаться к берегу: в осеннее половодье река была чуть не в километр шириной.

В морозные декабрьские и январские дни отец возвращался домой весь заиндевевший («закуржавевший», говоря по- вятски), с обмерзшей льдом бородой и усами, с красным, обветренным лицом, но счастливый. Все мы радостно его приветствовали, особенно наша маленькая, очень любящая и любимая собака Бобик. Однажды, не зная, что от восторга и предпринять, она лизнула оставленную у двери пешню. и оставила на её ледяной грани всю тонкую верхнюю кожицу длинного язычка.- боже, как папа огорчился! В другой раз Бобик увязался на рыбалку; как н отгонял его папа, Бобик тайком, стараясь быть незамеченным, протрусил за ним до заречной стороны. Что делать? Тельце Бобика было голеньким, с короткой, особенно на животе, шерсткой,- замерзнет! Отец засунул Бобика за пазуху и пошел домой - тут уж не до рыбалки! Говорит, что ругал- ругал его, но Бобик был счастлив, угревшись за пазухой.

Отец трогательно любил все живое и беззащитное- птиц, животных, но случилось, что с рудом отбился от затонских собак, напавших на его уже к вечеру, когда собаки до крайности подозрительны, к тому же подогреты компанейской злостью ( недаром говорится- свора собак) Отбиться было не так – то легко, потому что отец в тот раз был без пешни: он ходил за дубовой корой от цинги, которой мы мучились с мамой после испанки,- зубы у нас шатались. десны кровоточили. и папа варил настой из дубовой коры, которым надо было полоскать рот.