Александр Архипов - Бог с нами, братья!

— Я их первым заметил, «духов» этих. Хотел нашим крикнуть, но подумал, что крикну, а они меня тут же из своих снайперок и положат…

— А стрелять не пробовал, сволочь? — не выдержал Белый.

— Все вопросы потом, товарищи офицеры, продолжай, Дорошенко, — повысил голос Батя.

— За камень спрятался, думал, посмотрю, что дальше будет. Потом наши отстрелялись по мишеням и по машинам начали рассаживаться, а эти… «духи», то есть, два раза пальнули по машинам. Наши вроде повыскакивали, стрелять начали, а потом опять в машины сели и поехали. А я побежал. Думал незаметно верхами до поворота добежать и наших там нагнать, а эти… Они меня заметили и наперерез побежали, падлы. Пришлось бежать в другую сторону и спрятаться. Я ж думал, они меня поищут, поищут и уйдут. А я на базу вернусь и всё расскажу. Получу пару нарядов и ладно… А потом смотрю, не уходят, меня конкретно ищут. Вот я и начал схрон себе искать. И нашёл.

— Ты смотри, как заговорил? Схрон! Морда бендеровская, — аж подпрыгнул на своём месте замполит.

— Прошу внимания, — повысил голос Батя, — дальше излагай.

Малец вытер вспотевший лоб, безнадёжно посмотрел на графин с водой и продолжил свой рассказ:

— Так я сначала бегал. Думал убегу, но смотрю их больше. Обходят, ещё немного и бежать будет некуда. И не стреляют. Понял, что живым хотят взять. А нам рассказывали, как «духи» с нашим братом… Вот и бежал. А потом я щель нашёл, еле влез туда и камень за собой придвинул. Я их слышал и видел. Искали они меня и не уходили. Ругались даже. Их главный даже ударил кого-то. А потом наши вернулись…

— А теперь я спрошу, военный, — не выдержал я и, выставляя правое ухо вперёд заорал, — почему не стрелял, сука?!

Ответ рядового Дорошенко усадил меня на место и заставил нас всех на минуту замолчать, переваривая услышанное.

— А чем, товарищ майор? У меня ж рожки пустые. Нам на стрельбище по одному рожку полному выдали и на полигон повезли. Наше отделение первое отстрелялось и нас в оцепление поставили. Я по мишеням все патроны выпулил. Честное комсомольское. Штык-нож, правда, был…

— Ну, а почему не вылез из своего схрона, когда наши пришли, бой закончился? Вот балда! Ты ж всё видел и слышал, Дорошенко, — уже спокойно спросил Белый.

— Побоялся я… да и стыдно было. Подумать хотел, — после долгой паузы ответил мальчишка, шмыгая носом.

— Стыдно ему. А ты знаешь, мерзавец, что из-за тебя погибли двое твоих товарищей, погиб твой взводный — старший лейтенант Чалый, ранены шесть человек, включая здесь присутствующего майора Хмелева? Знаешь? — стуча кулаками по столу, кричал замполит.

Пацанчик, вдруг, вес съёжился, обхватил голову своими изодранными о камни руками, плечи его затряслись, он упал на колени и в голос разрыдался. Такого никто не ожидал. Было понятно, что разговаривать в таком ключе дальше смысла не имеет. Начальник штаба выглянул в коридор и позвал дежурного. Через минуту подошли два сержанта, подняли Дорошенко на ноги и увели. Батя назвал фамилии полковников, которых просил остаться, остальные были свободны.

Меня вернули на место в наш полевой госпиталь. Немного поругали, что снял повязку, раздели и вернули мои трусы и застиранную тельняшечку. Уже очень скоро моя «барабанка» зажила и левое ухо, радуясь полноценным звукам, начало выполнять свои привычные функции. Выписывали меня под писк Верочки, радостное бурчание санитара Семёнова и шипение открываемых баночек «Кока-колы», принесённых Боцманом. Позвонил Белому и тот, удивившись моему скорому выздоровлению, пригласил к себе на ужин. Его «хлебосольные» ужины из штабной столовки я знал хорошо, поэтому выудил у Боцмана пару банок мясных американских деликатесов. Надо сказать, мы благодарны товарищам пиндосам за … (дальнейший текст не литературный).

Вадик с аппетитом кушал мной принесённое и спокойно рассказывал. А я пил мелкими глотками Вадькины запасы и спокойно слушал. Конечно, разговор был о нашей крайней операции «по ликвидации и поиску…». А, если быть точными, то разговор был о решении, принятом за закрытыми дверьми кабинета начальника штаба. Решение было принято. Как мне тогда казалось, оно было неправомерным и неправомочным. Наверное, потому, что в то время я носил погоны — майора. А теперь… А теперь — единственно правильным и справедливым. Потому, что на моих плечах погон уже давно нет!

«Самоволкой» на официальном армейском языке называется — «самовольная отлучка». Это оставление без разрешения командира или начальника места расположения воинского подразделения или воинской части на срок не более трёх суток. Карается, как правило, наказанием в виде ареста до 10–15 суток с отбыванием наказания на полковой или гарнизонной гауптвахте. Если военнослужащий не вернулся в расположение части или подразделения в течение трёх суток, то это считается дезертирством. Дезертирство — воинское преступление. Оно подробно расследуется военной прокуратурой и рассматривается военным судом. В мирное время дезертиру «светит» от 3 лет службы в дисциплинарном батальоне (после дисбата придётся дослуживать в родной части оставшееся до увольнения в запас время). В военное время за дезертирство, как правило, расстреливают на месте.

Всё это хорошо знали наши мудрые, посидевшие в своих креслах боевые полковники. Рядовой Дорошенко отсутствовал на территории части 36 часов. Ну да с оружием. С незаряженным оружием. Прятался. Сработало чувство самосохранения. Не самое плохое чувство, я вам доложу. И пришёл. Сам. К своим, в свою часть. Со своим оружием. Живой. И к мамке своей вернётся! Живой! Война? Какая такая война? Ни с кем мы не воюем! Мы выполняем свой интернациональный долг. Вот так, товарищи!

Нарушил? А, как же! Наказать? Немедленно! Десять суток ареста с отбыванием на гарнизонной гауптвахте за самовольную отлучку. Пусть знает, мерзавец, как нарушать!

После отсидки на гауптвахте, рядовой Дорошенко В. И. вернулся в свой взвод роты охраны и обеспечения. На второй день его сильно побили. Вернее упал он неудачно. И видно так он падал несколько раз. Виновных не искали, а Дорошенко ни на кого и не жаловался. Парня положили в госпиталь. Кровью мочился. После его выздоровления было принято решение там, в смысле в госпитале, его и оставить. Санитаром он службу и закончил под присмотром у Семёнова.

Вернулся Володя Дорошенко домой в свой родную Полтаву вовремя. Со своим призывом. К маме, папе, бабушке и младшей сестрёнке. Гордость семьи. С афганскими подарками. Живой и здоровый. В парадной форме, голубом берете и тельняшке с голубыми полосками. С медалью на груди «Воину-интернационалисту от благодарного афганского народа». И огромным афганским камнем на душе! Бог рассудит.