Вениамин Шалагинов - Кафа

КАФА, КОЛЧАК. За неделю до суда в пакгаузе я распорядился доставить ко мне Кафу для последних формальностей и, как только они были исполнены, вызвал по телефону тюремный конвой. Прокурор и преступник не часто пребывают в трогательном уединении, когда одному уже не надо спрашивать, другому отвечать, но если это случается, они, конечно же, молчат, так как любые слова означали бы общение, одинаково неприятное для обоих. Молчали и мы. И вдруг: «Вам нравится Колчак, господин поручик?» Я посмотрел на нее с любопытством. «Конечно, это мальчик-люкс?!» — она сделала веселую рожицу и прищелкнула пальцами. — «Что это значит?» — спросил я строго. В самом деле: начисто отрицает враждебность к правлению адмирала и вот — унижение его имени. Отрицаемое преступление в лицо прокурору. Какая наглость! «Это значит, — ответила она, — что он вам неприятен. Вашей утонченной душе художника претит его самовластие, солдафонство, пусть подкрашенное некоторым сиропом. Вам претит и другое: «Колчак — наемник, кондотьер, марионетка, и его привезли англичане». Я резко крутнул ручку телефона и закричал в трубку: «Какого дьявола, прапорщик, вы тянете с конвоем?! Никаких пять минут!» Я кинул на рычаг трубку, она же успела сказать, что если бы существовал прибор, способный читать чужие мысли, я бы загремел, как миленький, и на пару с ней катался бы в тюремной карете. Я распахнул дверь и жестом поднял заключенную. Она выглянула в коридор и рассмеялась: «Без конвоя? А вдруг мне захочется удрать, прокурор. Честно предупреждаю. Отниму пистолю — и фью». Она присвистнула.

От газетной полосы ножницы отделили крошечный прямоугольничек. Мышецкий помазал его гуммиарабиком и посадил на страницу. Наконец-то пришло, кажется, время (время и решимость) подклеить в общем-то не очень приятные публикации прошлого года.

Указ Всероссийского правительства.

4 ноября 1918 года.

НАЗНАЧАЕТСЯ:

вице-адмирал Александр Васильевич Колчак военным и морским министром.

Ступенька, с которой начинал свое беспримерное восхождение «суверен» белой империи. Большевики, думает Мышецкий, сравнивают его с тем, кого они казнили, — с Николаем II, последним самодержцем России. К этому же сравнению прибегают и бравые генералы. Первые — в осуждение, вторые — в похвалу. Вторые находят, что, подобно государю, диктатор лишен честолюбия и вкуса к власти. Почести, награды, суету раутов, пышные молебствия, парады, согнутые спины льстивых царедворцев он допускает лишь как дань престижу России и ее армии. Но как истолковать пожалованный им себе золотой крест Георгия за взятие Перми, которую он не брал?

Ножницы выстригли из газеты еще один серый прямоугольничек.

Указ Совета министров.

18 ноября 1918 года.

ПРОИЗВОДИТСЯ: военный и морской министр вице-адмирал Александр Васильевич Колчак в адмиралы.

А кайзер-флаг в его честь? Он спит и видит этот живописный церемониал, которого за всю историю России удостаивались лишь восемь «витязей моря».

Вдыхая запах мадеры, Мышецкий держит у лица тонкий стакан, пережидая, пока кайзер-флаг поднимется к зениту и стреляющие пушки повесят в небе барашковые облачка, а когда вслед за этим ударила музыка, просалютовал кораблю мадерой и, по-гусарски, в два глотка, осушил стакан.

Если бы существовал прибор...

Болтаться бы тебе тогда на корабельной рее.

Еще говорят, будто Колчак подобен Разину. Ну, это уже совсем не в ту сторону. Разин был весь на виду. Бросив вызов царице, он шел на глазах всей России, открыто и честно, как рыцарь из древней легенды, Колчак же утверждался на своей горе постыдно безнравственными приемами.

Кайзер-флага не будет!

И в этом виноват сам Колчак.

В ночь на 18 ноября 1918 года в Омске пала Уфимская директория, именовавшая себя Временным всероссийским правительством. Члены ее, конвоируемые ватагой пьяных казаков, проследовали через загородную дачу, где ранее был убит монархистами министр и писатель Новоселов, готовые в страхе повторить его участь. Но судьбе и казакам было угодно поступить иначе. Свергнутую братию поместили в сельскохозяйственной школе, которая с некоторых пор стала казармой конно-егерского отряда атамана Красильникова, а в окнах Совета министров зажглись все люстры. Колчак вошел сюда вице-адмиралом и военно-морским министром, а вышел адмиралом (гюйс-флаг на грот-мачте!) и верховным правителем России. Возможно, в эти мгновения ему увиделась треугольная шляпа, воплощающая в себе куда больше могущества, чем той же формы пирамида Хеопса, поскольку и он, и Наполеон Бонапарт воцарялись на смену Директории, а русская Директория чем-то повторяла французскую и также состояла из пяти директоров. Колчак потребовал от Совета министров гарантий личной его неприкосновенности, и она той же ночью, под теми же яркими люстрами была ему дарована. Министры изменили три статьи уголовного закона, после чего одна из них стала грозить смертью. Наутро новый Бонапарт вещал с первой полосы «Вестника Всероссийского правительства»: я принял тяжкий крест и не пойду по гибельному пути партийности. Параграф первый: сего числа постановлением Совета министров я назначен верховным правителем России. Параграф второй: сего числа я вступил в верховное командование всеми вооруженными силами. Один человек возносился двумя вершинами. Правил и главнокомандовал в одной сущности верховного. Поздравления, с которыми его осаждали в то утро, были искренние, завистливо льстивые, дипломатичные, восторженные и произносились на разных языках. Господин Нокс, главный англичанин в Сибири, обещавший адмиралу до переворота верную шпагу Англии в лице британско-омского гарнизона, нещадно тряс его руку и широко улыбался: народившуюся форму власти он находит единственно приемлемой для России.

А как с казаками, с представителями пьяного монархизма, по выражению одного острослова? Не мог же забыть триумфатор о тех, кто сорвал для него с небес две звезды, самые крупные и самые золотые?

В кутузку их, в кутузку!

В числе других документов, рожденных переворотом, официоз диктатора печатал принятое по его почину и им же утвержденное постановление Совета министров со словами: «Временно командующий Сибирской казачьей дивизией полковник Волков, командир 1-го Сибирского казачьего Ермака Тимофеевича полка войсковой старшина Катанаев и командир партизанского отряда войсковой старшина Красильников, посягнув на верховную власть с целью лишить возможности осуществлять таковую, арестовали в ночь на 18 ноября в г. Омске председателя Всероссийского правительства Н. Д. Авксентьева, его заместителя А. А. Аргунова, члена того же правительства В. М. Зензинова и товарища министра внутренних дел И. Ф. Роговского. Ввиду чего Совет министров постановляет: 1) За указанное выше деяние, учиненное поименованными лицами, предать их, полковника Волкова и войсковых старшин Катанаева и Красильникова, чрезвычайному военному суду... 2) Чрезвычайному военному суду приступить к рассмотрению означенного дела 21 ноября в 10 часов утра в здании Западно-Сибирского военно-окружного суда. 3) На министра юстиции возложить обязанность передать чрезвычайному суду имеющиеся в его распоряжении материалы дознания и следствия. 4) Суду рассмотреть дело в порядке правил о прифронтовых военно-полевых судах. 5) Приговор представить на конфирмацию Верховного правителя.