Вениамин Шалагинов - Кафа

— Канительная у вас работенка, Веремей Федорыч, — посочувствовала Кафа. — Так на кого же я должна наклепать, спасая вашу гордую душу?

Лох глянул исподлобья.

— Начальство мое хотело бы знать, в добром ли здравии господин Григ.

— А кто он — этого начальство не хотело бы знать? Да? В таком случае, пожалуйста. Господин Григ приходится мне внучатым племянником. Дальний племяш, так сказать.

Взор Лоха выразил парение мысли и зацепился за решетку.

— Значит, ему еще предстоит родиться? А вот для вашей сестры он родился лет двадцать назад.

— Я уже сказала: все уточнения — в Праге.

Движением манипулятора Лох мгновенно раскрыл какую-то книжицу с набитым на обложке шестиконечным золотым крестиком, выхватив ее прямо из воздуха.

— Это Григ? — спросил он.

В книжице меж листов старой церковно-славянской печати лежал снимок Григория.

— Вы сказали — да, — учтиво и благодарно поклонился Лох в следующее мгновенье. — Спасибо. Спасибо за честное свидетельство.

— Ну, ну, цыц! — прикрикнула Кафа. — Лицо и снимок я никогда не видела. Повторяю, лицо и снимок я никогда...

— Благодарствую. Вы сказали — да.

— Бедняжка! Его одолевают кошмары.

— Благодарствую! Милейшая, несравненная. Благодарствую!

— Савватеев!

В притворе двери увиделась толстая ладонь на прижатой к бедру шашке.

— Сходи-ка, братец, за санитаром! — распорядилась Кафа хлестким командным голосом. — Подхорунжий спятил!

Потом она долго лежала ничком.

Неостановимо кровоточил разбитый рот. Голова гудела, как чугунная.

Кашляла.

Пыталась сплюнуть забившее рот вязкое и соленое, но сил для этого не хватало.

Григорий жив, думала она.

Его ищут, он жив.

Мертвых не ищут.

Письма в камере она не нашла.

Неужели померещилось?

Нет, конечно.

«Мой милый, мой добрый Олень!»

А дальше? Что же было за этими словами? Строка о Григе, обращенная в юность? А еще?

Черное, черное небо. Ни звезд, ни глубины небесного чертога. И такая же под ним черная река — смутная прорва тьмы, без полутонов, без линий.

С яра на сотни верст неумолчно шумит крупный, совсем уже старый лес, видевший здесь и струги Ермака, и беспорядочные огнища хана Кучума. На каланче за пристанской часовенкой полупьяный звонарь бьет часы, засыпает после удара и бьет снова. А под яром хлюпает, угрюмо ворочается сонная волна, поскрипывают черемуховые уключины, а где-то в стороне гармонь и голос ведут печальное и гордое:

Но вот над тесовым шатром пристани, чем-то напоминающим базарную важню, загорелся фонарь, и тогда с причальной баржи ему ответно посиял козырек стражника, увиделась его чугуноподобная фигура, чья-то лошадь, уздечка в пунктирах красной меди, два паренька в домотканых азямах, а у подножья яра завалы хвороста, окатанные пенным кружевом.

Пароход «Святитель Иннокентий», весь в огнях, подваливал к пристани мягким крадущимся плавом. Будто заигрывая, толкнул боком баржу-чернушку и, кажется, сказал положенную для этого любезность. «Ну чо ты! Места нет, чо ли?» — огрызнулась чернушка и, в свою очередь, толкнула «Святителя».

Григорий с гармошкой на заплечном ремне обошел стражника и прыгнул на борт, остановился, соображая, куда двинуться дальше. С борта на причальную баржу въехал на веревке новенький трап, и тогда парни в азямах, ласково похлопывая жеребца-красавца, тпрукая и понося друг друга, двинулись на пароход. Жеребец сек трап копытами, нервно вскидывал в небо сухую красивую голову, фыркал, щерил зубы. Глаза его горели гордым негодованием.

Хватая поручни рывками, из преисподней «Святителя» выбрался кочегар и, обтирая паклей замасленные пальцы, подошел к Григорию.

— Погодаев? — спросил он.

— Определил по гармошке? — в свою очередь, спросил Григорий и улыбнулся.

— Словом, как примем чалки, ныряй в трюм. — Кочегар глянул на стражника, который все еще стоял, как памятник, не меняя ни позы, ни места. — Спроси у ребят, какая койка Ивана, и кимарь до петухов.

Кочегар тут же повернулся и с грохотом съехал вниз.

После второго побега Григорий попал в Новониколаевск и получил через подпольщиков фальшивку такого содержания:

Настоящим удостоверяется, что предъявитель сего г-н Ершов Сергей Петрович, мещанин города Новониколаевска, согласно пункту 4 приложения к статье 46 Устава торгового, испросил и утвердился в правах владельца велосипедно-моторной мастерской, зарегистрированной нами как коммерческое заведение V класса, под названием «Колесо». Ершов С. П. следует в г. Иркутск по делам своего заведения. Установленный для удостоверений данного вида гербовый сбор взыскан.

Удостоверение было надежным. Его подписал тот, кто по должности подписывал такие бумаги — хотя и не утруждал себя задачей прочесть то, что подписывал, — а на опущенном вниз мышином хвостике его подписи стояла настоящая печать. Хуже обстояло дело с паспортом. Это была полная фальшивка. И голубое двуглавие орла, и реквизит, и подпись родились в паспортном отделе подпольщиков.

Ехал он в Городища — была явка, — и если бы не одна встреча на небольшой станции за Красноярском, был бы уже там.

Произошло это на путях ранним утром.

Григория остановил казачий офицер, без шашки, с двумя парабеллумами, картинно болтавшимися у самых колен на длинных узеньких ремешках из сыромяти. Вид у него был свирепый и комичный.

— Паспорт! — потребовал он, протягивая нетерпеливую руку. И в крике: — Пас-порт!

Григорий поставил на землю котелок с дымящимся кипятком — он возвращался в вагон — и полез за пазуху. Офицер поводил лупой над голубым двуглавием орла, над фотографией, глянул на Григория, снова в паспорт и — с той же гавкающей стремительностью:

— Кто таков?

Маленькое личико, сморщенное у подбородка крупными обезьяньими морщинами, вздрагивало от нетерпения.

— Содержатель заведения по ремонту велосипедов, — тщательно выговорил Григорий.

— Баста! — Офицер поднес к губам костяной свисток, и щелкающая сухая трель обдала Григория ознобом. — Не хотел бы оставлять дурного впечатления, — теперь он говорил в нос, манерно растягивая слова, — но ради блага России я расстреляю тебя немедля.

Было ясно, что эти слова — не экспромт, а заготовка, еще один парабеллум, носимый и применяемый с таким же постоянством, как и те два, что болтались у колен. Наблюдая, как немолодой толстый стражник бежит на свисток, Григорий достал из кармана удостоверение с настоящей печатью:

— Вот мои права!

— Сначала я тебя шлепну. — Офицер аккуратно сложил удостоверение и, не читая, спрятал в нагрудный карман. — Ну, а бумажку прочту в более подходящем месте. В клозете, скажем.