Вениамин Шалагинов - Кафа

— Можно и в клозете. Только сделать вам это придется сейчас же.

— Видали его!

На скулах желтого личика проступил багрец и надвинулся на виски. Глаза стали пьяными.

— Стражник, ко мне!

Подбежавший к офицеру мешковатый стражник дышал тяжело, пытаясь подрагивающей рукой пристроить к ноге громоздкую винтовку Росса, но всякий раз попадал прикладом на ногу.

— С-слушаю, господин сотник!

— Отведешь этого мертвяка в полынь к засыпанному колодцу!

— С-слушаюсь, господин сотник!

— А вот я не слушаюсь, — сказал Григорий с мрачным презрительным вызовом. — Самоуправству не подчиняюсь и требую доставки меня к коменданту!

За спиной офицера он видел розоватые от низкого рассветного солнца рельсы, собиравшиеся у горизонта в один пучок, и двух бешено скачущих верховых, припавших к гривам черными маньчжурскими папахами, — красильниковцы не снимали своих устрашающих папах даже в летнее время. Над шедшим первым кровянел маленький флажок посыльного. Верховые скакали с чрезвычайными вестями! Поэтому резонно выкладывать свой главный козырь. Проверять некогда.

— Что еще? — спросил офицер.

— То, что я имею честь принадлежать к службе господина Зайчека [14] Служба полковника Зайчека — контрразведка Колчака, именуемая военным контролем. . Прочитайте удостоверение. Контора «Колесо» — это служба господина Зайчека. Как офицер, вы должны знать этот условный шифр.

— Что еще? — повторил офицер, оборачиваясь в сторону скачущих и поднимая руку. — Сто-оп, сто-оп!

Верховой с алым флажком спрыгнул на землю и, вычеканивая шаг, торопливо подвел коня к офицеру.

— Ваш конь, господин сотник!

— Вижу. — Откинул гриву, любовно похлопал по набрякшей по́том взмыленной холке. — Красные?

— Так точно, господин сотник. Штыков сорок и пулемет Шоша. Перевалили через путя у Громотухинской заимки.

— Догоним? Э, что за разговор!

Взлетев над седлом, сотник потянул на себя поводья, лошадь замотала головой, крутнулась.

— Ну, а с энтим-то чо? — махнул стражник рукой в сторону Григория.

Сотник безучастно глянул на стражника, потом на Григория и, кинув поводья, мгновенно расстегнул обе кобуры. Дважды над его головой сотряслись два зевластых горла.

— Объявляю тревогу! — крикнул он верховому с флажком. — Забрать все боеприпасы, фураж, боевое имущество. Жив-ва!

Надвинул коня на Григория, свесился с седла. Крупные морщины теснее собрались у подбородка. На губах — неопределенная улыбка.

— Благодари бога, нет времени разобраться, — заговорил он, рассовывая по кобурам парабеллумы. — Но пуля тебе отлита. И чтобы ей ничего не мешало, реквизирую обе фальшивки. Адью!

Конь проплясал и взвился свечкой.

— Дай ему разок по усам, и пусть шастает, — услышал стражник последнее распоряжение сотника.

Григорий остался с пустыми руками. Замести его теперь могли тут же, на путях, у придавленного черемухой станционного палисада, у водокачки... А так как следом за ним тащился его хвост — меморандум контрразведки с приметами, с данными о побеге, то и стенка была рядом. На толчке у цыгана он купил гармонь-самоделку с заплатами на зеленых мехах, с пуговицами от исподнего солдатского белья и стал говорить, будто едет к сестре на свадьбу. Сошло раз, другой... Но как-то попал на глаза желчному субъекту, назвавшемуся поручиком военного контроля. Одетый в штатское, в черно-лаковых английских крагах, со стеком, он слушал Григория с лицом недоверчивым и думающим и, наконец, спросил: «Ну, а какой же ты профессии, молчээк?» Григорий назвал свою настоящую профессию. «Помощник машиниста? — ломая брови, переспросил поручик. — Ну, что ж, полезем тогда на паровоз». На паровозе офицер попросил Григория подать сигнал и показать, где он тут видит сухопарник. Испытуемый оказался на высоте. Последовали новые вопросы. Прислушиваясь к словам Григория, машинист удовлетворенно похмыкал в присыпанные порошей усы и шутливо спросил поручика, не для него ли он подбирает помощника. «Мой-то в тифу», — добавил он и улыбнулся Григорию. — «Бери, если сойдетесь», — зевнул поручик и, отведя стеком фартук над входом, спустился с паровоза. «Чего это он прилип к тебе?» — спросил Григория машинист, протягивая кисет и газету, аккуратно сложенную гармошкой. — «Сам слышал — сватает». — «Ну, ну, не скрытничай. Ты ведь меня должен помнить. Я жил на вашей улице: вот так биллиардная, а вот сюда, в сторону церкви, мой дворец». — «Помню, конечно». — «Что ж тогда? Кочегар пугает? Да он с нами одной веры... Федор! — позвал кочегара машинист. — Подходи, подымим...» Федор добыл огонька из поддувала. Закурили. «Гармошку-то чего таскаешь?» — спросил Федор Григория. — «Вместо паспорта», — улыбнулся тот и заговорил о встрече с сотником. — «Самое надежное — перебраться на пароход, — сказал машинист. — Завтра к вечеру пришлепает сюда «Святитель Иннокентий». Так, Федор? На «Святителе» есть надежные ребятишки. Братаны-то твои дома, Федор? Тогда все в ажуре. Сначала пойдешь с нами — мы потащим состав с лесом, — сойдешь на разъезде, а там через гриву — и к братьям Федора. Переночуешь. А другой ночкой они приплавят тебя к пристани».

Был день.

Река плыла тихая и светлая.

— Чалку, чалку примай! — крикнули с баржи.

Над бортом взлетела обрёмканная петля каната, и пароход, отстраняясь от причала, полез на воду. Дедок под яром, только что тренькавший на балалайке, поднялся и вместе с другими замахал пароходу, но рука его ходила лениво, а глаза часто и обиженно мигали, отыскивая кого-то в толпе пассажиров. Но вот он увидел, кого искал, и теперь уже махал яростно, обеими руками и, кажется, плакал. Рядом с Григорием пристроился сухой, как жердь, пассажир в суконном картузе и в алом плисовом жилете под расстегнутой поддевкой. Завидев на причале дородную бабищу, отрешенно жующую лиственничную серу, он шкодливо посунулся вперед и крикнул, выкинув руку:

— Почем с пуду жуешь, лапуня?

— Молчал бы уж, Каш-шей Бессмертный! — огрызнулась лапуня соборным басом, и пароход дрогнул от хохота.

— Грубят, — сказал в пространство пассажир в алом жилете и полез в карман. — Почитай вот.

Последнее уже относилось к Григорию.

Развернув широкий лист, испятнанный гербовыми марками, он увидел, что это прошение на имя министра внутренних дел Пепеляева.

Прошение состояло из одной длинной фразы:

«Имею честь просить Ваше превосходительство не отказать уведомить меня о распоряжении, последовавшем на мое прошение от 11 декабря 1918 года о выдаче мне, Евдокимову Ивану Алексеевичу, 5000 рублей за участие мое с катером «Кормилец» в экспедиции полковника Мальчевского, снаряженной для преследования большевиков, бежавших из Красноярска в Туруханский край».