Вениамин Шалагинов - Кафа

Бритолицый назвал цену и гулко ударил по столу своим позолоченным молоточком.

— Р-раз!

Красочные картины аукциона Парфен наблюдал впервые. На какое-то время он забыл о человеке в лапсердаке, но тот сам напомнил о себе и подошел к литейщикам. Постоял, с усмешкой разглядывая Парфена, и отошел, невозмутимый, уверенный.

— Чего это он посмотрел на меня так? — спросил Парфен товарища.

— Хрен его знает. Может, по бабам где скитались вместе?

— Ну, старый...

— Старый конь борозды не испортит.

— Да мелко пашет. — Парфен рассмеялся, наблюдая за незнакомцем. — Крутится чего-то около нас. Ты гляди, подзывает вроде.

Незнакомец стоял в стороне от аукциона на чистом месте и подавал знаки.

— Только не болтать, ребятишки, — предупредил он, когда литейщики подошли к нему и остановились. — Вы ведь из литейного?

Парфен вскинул смешливые глаза на Ивана:

— Откуда мы, Иван?

— Да, точно, — ответил Иван незнакомцу. — У тебя что, заказ на могильную плиту? С крестом или без креста?

— Чаныгина вот ищу.

— Ну и ищи.

— Может, сведете к нему?

Литейщики переглянулись. Парфен зевнул, блаженно похлопал себя по губам, перекрестился:

— Царствие ему небесное.

— Так-то уж и царствие. Ну?

— Ставь бутылку, и потопали.

— А так?

— За так у отца родимого.

— Ладони показать, что ли?

— А какие это у тебя особенные ладони?

— Рабочие. Понятие есть такое — рабочая солидарность.

— Видал его! Грамотный!

— Чаныгин-то зачем тебе? — вмешался Иван.

— Дело есть.

Чаныгин сидел на кухне под лампой и тачал сапог. Явственно стукнула калитка, потом щеколда в сенцах, и вошел Иван.

— Свои-то где? — спросил он, заглядывая в горенку.

— Жена с ребятишками на линии. Поехали по бруснику. Братан подался к тетке Анисье. За груздями и медвежатинкой. Продай последнюю рубаху, а после бани выпей.

Чаныгин кивнул перед собой.

На столе поблескивала под лампой засургученная бутылка водки.

— Дружка к тебе привел, — сказал Иван. — Вызывает во двор. Глянь на него потихоньку из сенцев. Он на свету с Парфишкой. Если фальшивый какой, скажу, нет тебя, и вся антимония.

Чаныгин недовольно нахохлился, смахнул с фартука обрезки кожи и вышел в сенцы.

— Федька! Портнягин! — закричал он в ту же минуту. — Какого лешего торчишь ты тут, под березой? А ну, марш, марш в хату, да вон туда, под святые лики. Сколько мы с тобой не виделись? Не сосчитать!

Гость мигал на свет, с улыбкой тряс руку Чаныгина двумя руками. Угнездившись под божничкой, показал глазами на бутылку:

— Ждал, поди?

— А как же! Трубачей не успели заказать, а так все. Банька и та пышет.

— Банька — дело хорошее, — похвалил гость.

И, глянув на Ивана и Парфена, спросил прямо:

— Ребятишки-то надежные?

— Актив, Федя.

— Тогда все проще. — Гость для чего-то расстегнул на лапсердаке верхнюю пуговицу. — Я послан из Омска в Иркутск с попутным поручением для вас. Поближе, товарищи, и потеснее.

Все сели за стол.

— В Городища пробирается провокатор, — продолжал гость. — Он прибудет сю-да. — Маленький кулачок, лежавший на столе, легонько пристукнул. — Именно сюда. В этот дом. К тебе, Степан. По недогляду наших товарищей, у него настоящая явка. На чужое имя, но настоящая. По документам — он военнопленный германской армии. И удостоверение на этот счет без задоринки.

Чаныгин закурил, не отводя глаз от гостя, и задумался, подперев щеку рукой с цигаркой.

— Как решено поступить с ним?

Маленький кулачок дрогнул, но не поднялся.

— Понаблюдать день, другой.

— Для чего? Или вы не уверены, что это сволочь?

— Уверены, Степан. Контрразведчики таскали его по явкам, показывали задержанных.

— Значит, повести следствие?

— Нет, убедиться. Убедиться самим.

— Я бы не тянул, — сказал Парфен. — В мешок и в воду.

Во дворе что-то стукнуло, где-то в другом дворе гавкнула собака.

— Калитка-то на запоре? — спросил гость Парфена.

— Это брательник, Васек, — успокоил Чаныгин. — Так что же мы решаем?

В избу ввалился улыбающийся детина с берестяным туесом в руке и свертком в холщовой тряпице под мышкой.

— Здрассте вам! — сказал он громко.

Все поглядели на него, но никто не ответил.

— Ну, что ж, убедиться так убедиться, — сказал Чаныгин. — А как решить, померекаем. Не первый день замужем.

Он поплямкал губами, пытаясь раскурить загасшую цигарку, и чиркнул спичкой. Васек пристроил припасы на шесток, шагнул к столу и двумя пальцами поднял бутылку.

— Чтобы не мешала, — объяснил он, улыбнувшись Чаныгину, и спрятал бутылку в шкафчик. — Пахомова встретил, брат. Сейчас он у Грачева. Просил передать тебе, чтобы собирал людей в литейке. Дело, которое намечали на завтра, будет сегодня.

Гость поднялся.

Григория остановил «пароходчик».

— Не имею чести знать ваше имя, — начал он. — Ершов? Потомок знаменитого сочинителя? Никак нет? Жалко! Приятное для вас сообщение: я остановил вашу честь по приказанию господина Беляева. Кто такой Беляев? При государе императоре — подпоручик жандармского корпуса. Собственно, тем же он и остался. Подпоручиком, я хочу сказать. Должность? Все объяснится при встрече, на которую он вас приглашает. Не знаете его каюты? Пойдемте, в таком случае.

Подпоручик Беляев сидел за складным голым столиком для карточной игры и читал «Петербургские трущобы». При появлении Григория поднялся, перебросил с плеча на плечо голубой мундир, накинутый поверх нижней рубашки, и, прихватив полы, потянулся.

— Добрячая штучка! — глянул он на затрепанный, как веник, громадный роман и снова сел. — Вы ко мне?

— Нет, не к вам, — в тон подпоручику ответил Григорий и с улыбкой пощурился на занавеску за его спиной.

— Ну, ну!.. — Подпоручик понимающе рассмеялся. — Куда держите путь?

— До Шаманки.

— Но Шаманок две.

Офицер выдвинул ящик и, продолжая глядеть на Григория, что-то поискал левой рукой.

Меж тем занавеска пришла в движение, приоткрыв еще одну каюту, и тогда через окно с противоположной стороны парохода заструилось солнце и зазвучал женский голос:

— Фу, ч-черт! До чего интересный мужчина! Ты не находишь, Лёльчик?

— Не мешай, дорогая. — Подпоручик глядел на Григория напряженным оценивающим взглядом. — Итак?

— До Нижней Шаманки, — ответил Григорий.

— Сыграли бы что-нибудь грустное, — мечтательно попросил голос по ту сторону занавески. — Ведь это вы садились ночью с гармошкой?

— Я должен отвечать? — спросил Григорий подпоручика.

— Полина! — укоризненно воскликнул тот вместо ответа и ворохнулся, накидывая на плечо мундир. — Отвечайте мне. Кстати, постоянно ли вы носите бороду?

— Постоянно.

Подпоручик поцелил глазами на дно ящика, а когда снова поднял их на Григория, они светились торжеством игрока, сорвавшего желанный куш.