Шэрон Пенман - Королевский выкуп. Капкан для крестоносца

– Конечно, монсеньор, твоя вера сомнению не подлежит. Но о Раймунде де Сен-Жиле я этого сказать не могу. Он часто общается с альбигойскими еретиками, называемыми катарами, и был замечен в почитании их perfecti , как они величают своих священнослужителей. Раймунд позволяет их мерзким верованиям процветать в Тулузе, а они подлинно мерзкие! Катары отрицают воскрешение и евхаристию, утверждают, что Господь наш Христос – не Сын Божий, и настаивают, будто таинства церкви – силки, расставленные дьяволом!

– Я не защищаю эти ужасные верования, господин кардинал! Я говорю, что Раймунд де Сен-Жиль не катар. Он верный сын истинной церкви.

Альфонсо обратился к женщинам, принимая вызов Джоанны:

– Имей я хоть каплю сомнения, что рядом с Раймундом вы в безопасности, никогда не вверил бы вас его заботам. Признаю, его отец не человек чести. Но сыновья не всегда похожи на своих отцов: Раймунд и Раймон очень разные люди. Если он и виновен в каком-то грехе, так только в излишней любезности. Да, граф выказывал уважение к священникам-катарам, но лишь потому, что в большинстве своем это люди пожилые и, по его мнению, безобидные…

– Безобидные?! – Кардинал Мелиор задохнулся от возмущения, разгневанный, что врагов церкви описывают в столь снисходительных терминах.

Понимая, что допустил промашку, Альфонсо поспешно исправился:

– «Безобидные» – неудачное слово. Я имел в виду, что Раймунд не считает катаров серьезной угрозой для Святой церкви. Он мне говорил, что их perfecti не создают никаких проблем, живут простой аскетический жизнью, проводя время в молитвах и хороших делах. У Раймунда доброе сердце, и иногда это сбивает его с пути. Но это не делает его еретиком, господин кардинал.

Выражение лица Мелиора говорило о том, что он придерживается иного мнения, и Альфонсо повелительно поднял руку:

– Сожалею, что мы расходимся в данном вопросе, господин кардинал, но я не могу сопроводить королев в Пуатье лично, и потому признателен графу Мельгейскому за предложение заменить меня. Нет смысла продолжать эту дискуссию.

Кардинал был прожженным дипломатом. Но одновременно и князем церкви. Примиряя между собой эти противоречивые сущности, он выжидал, пока не убедился, что голос не выдаст гнева:

– Я уступаю твоим желаниям, государь. Однако не разделяю твоей веры в добропорядочность графа Мельгейского и считаю необходимым изменить планы. Вместо того чтобы попрощаться с королевами Англии и Сицилии здесь, в Марселе, я сопровожу их до Пуатье.

Беренгария и Джоанна немедленно и с таким очевидным облегчением принялись благодарить кардинала, что Альфонсо понял: ему не удалось умерить их тревогу. Глядя на несчастных королев и взбешенного прелата, король подавил вздох, подумав: «Бедный Раймунд даже не подозревает, с чем ему предстоит столкнуться».

Беренгария и Джоанна хотели узнать о Раймунде де Сен-Жиле все, что возможно, раз уж им предстоит провести в его обществе много недель. Кардинал Мелиор с радостью пересказал известные ему истории о грехах графа. Свободное от якшаний с еретиками время он тратил на то, чтобы волочиться за женщинами. У Раймунда уже вторая жена, неодобрительно сообщил прелат, и несметное число незаконнорожденных отпрысков. У него извращенное чувство юмора, зачастую граничащее со святотатством, а стекающиеся к его двору трубадуры столь же нечестивы. К сожалению, граф пользуется любовью среди подданных его отца, и это только подтверждало самые темные подозрения кардинала насчет жителей этих солнечных южных земель.

Затем Джоанна и Беренгария обратились к Санче, любившей собирать слухи и делиться ими.

– Я плохо знаю Раймунда, – призналась она, – но с Альфонсо они добрые друзья. Граф из тех мужчин, которым обаяния отпущено больше, чем полагается по закону, и мог бы соблазнить аббатису, возникни у него такая прихоть. Его первая жена была на несколько лет старше него – Раймунду на момент брака едва исполнилось шестнадцать. Когда спустя четыре года она умерла, граф унаследовал ее графство Мельгей. Затем Раймунд женился на сестре виконта Безье…

– Хочешь сказать, граф Раймунд женился на дочери виконта, которого, как говорят, убил его отец? Святые небеса!

– Южане – люди прагматичные. Его сестру, кстати, тоже выдали замуж в семью Транкавель, чтобы хоть как-то залатать мир между ними и Тулузой. У Раймунда и Беатрисы родилась лишь одна дочь, которую он в честь своей матери назвал Констанцией.

Санча усмехнулась:

– Отец Раймунда не слишком обрадовался. Он-то со своей Констанцией обращался так дурно, что та в конце концов бросила его и сбежала ко двору своего брата, французского короля – того, который когда-то был женат на твоей матери. Разразился невероятный скандал, поскольку на тот момент Констанция была на сносях и позже родила в Париже сына. Она наотрез отказалась возвращаться в Тулузу и несколько лет назад умерла.

– Сколько было Раймунду, когда его мать сбежала во Францию? – спросила Джоанна, и Санча задумалась.

– Он почти ровесник Ричарду, значит, лет десять.

– И больше граф ее не видел? Как это печально. – Джоанна обнаружила, что хотя бы один из поступков графа Раймунда ей нравится: назвав дочь в честь матери, он сумел почтить ее память и выразить неодобрение дурному обращению с ней. – У него в самом деле так много внебрачных детей, как заявляет кардинал?

– Мне известно лишь о троих: сыне и двух дочерях. Альфонсо рассказывал, что граф с готовностью признал их и щедро обеспечивает; это говорит в его пользу, ведь далеко не все мужчины заботятся о своих бастардах.

До сих пор Джоанна не услышала от Санчи ничего особенно порочащего Раймунда де Сен-Жиля. Большинство мужчин ее социального класса имели любовниц и детей вне брака, ее отец сам прижил нескольких.

– А обвинения в ереси? Ты в это веришь?

– Нет… Альфонсо настаивает, что Раймунд не катар.

Джоанна уловила в голосе Санчи нотки сомнения и поднажала:

– Но…

– Но граф подозрительно снисходителен, когда речь идет о религиозных убеждениях других людей. Он будто считает, что это не его забота, и их вера касается лишь их самих и Господа!

Беренгария слушала молча, но после этих слов покачала головой, желая сказать, что терпеть ересь – значит поощрять ее. Джоанна имела более свободные взгляды, поскольку выросла на Сицилии, где арабский являлся одним из официальных языков, ее мужа окружали сарацинские медики и астрологи, а евреи не были изолированы от общества, как в других христианских странах. Однако спорить с Беренгарией она не стала, не желая повергать ее в ужас лишним примером анжуйского легкомыслия. Джоанна помнила, как часто они с Ричардом смущали его замкнутую супругу-испанку своей прямотой и язвительным юмором. Но даже если бы она и могла оправдать Раймунда де Сен-Жиля в самом серьезном обвинении – ереси, доверять графу не собиралась, поскольку их дома враждовали так долго, сколько Джоанна могла упомнить, и ей, не более чем невестке, не хотелось оказаться у него в долгу. Однако тут они ничего не могли поделать.