Анатолий Соловьев - Хождение за три моря

Князь хмыкнул, размышляя, огладил бороду, подумал вслух:

— Стало быть, тот нижегородский купец, с коим мы вчера говорили на пристани, прав. Он баял, в Индии нет ни татей, ни завидливого человека. А што вот воплощение душ? Куда души-то воплощаются?

Хоробрит лишь пожал плечами. Хаджи Лутфулла ни о чём таком не говорил, он лишь сказал, что у индийцев есть «варны» брахманов, кшатриев, вайшьев, шудр и ещё есть «неприкасаемые». Что такое «Варны», Лутфулла затруднился объяснить, лишь заметил, что брахманы в Индии самые могущественые, постоянно молятся своим богам, которых там много. Кшатрии — воины, из них назначают правителей — раджей, вайшьи — торговцы, а шудры — землепашцы, скотоводы. И что переходить из одной варны в другую нельзя. Афанасий рассказал об этом князю. Тот изумился.

— Стало быть, они, индияне, не христиане?

— Стало быть, так.

— Гм. А што ж «Сказание»...

— «Сказание», князе, лживо!

Семён Ряполовский испуганно оглянулся, словно кто мог их подслушивать, замахал на проведчика толстыми руками.

— Што ты, што ты! Таперь об етом говорить... Ведь сам государь поверил! Ни-ни, молчок! Сведать надо!

— Сведаю, князе, что увижу, то государю и скажу!

Ряполовский почесал затылок, цыкнул сквозь щербатые зубы. Скверное дело. Сообщение перса «Сказание» не подтверждало. Верить купцу — о «млеке и мёде» — тоже глупство изрядное. Синский путешественник в своих записках об особенном изобилии Индии не сообщает. Значит, муравьи, добывающие из земли золото, — ложь? С другой стороны, государь питает надежду. Нет, отменить разведку невозможно.

— Что там далее у синца? — спросил огорчённый князь.

— О войске.

— Ну-ка, ну-ка, чти о войске! — оживился глава Тайного приказа и даже мясистую ладонь приставил к волосатому уху, чтобы лучше слышать.

«Главные воины этой страны выбираются из самых храбрых людей. Так как сыновья наследуют профессии своих отцов, то они быстро овладевают военным искусством. Воины живут гарнизонами и во время похода идут в авангарде. Существует четыре рода войск: пехота, кавалерия, колесницы и слоны. Слонов покрывают броней, к хоботам привязывают острые клинки. Военачальники командуют, стоя на колесницах...»

— Число войска какое? — нетерпеливо перебил Хоробрита князь. — Сколь тыщ?

— Не говорено, сии сведения трудно раздобыть.

— Э-эх! — Князь Семён в досаде стукнул здоровенным кулаком по столешнице, аж доска затрещала. — О самом главном — ничего!

— Книга древняя, за тыщу лет много изменилось, — заметил Хоробрит. — Может, там уже и войска негу.

— Как тако нету? Сё не может быть!

— А вишь, синец пишет: люди там мирные, честные...

— Мир-рные? — изумился Ряполовский. — А соседи? А удельные? Опять же тати, чужеверцы, дикие звери, бунтари, соперники... ха, мирные! Нет, надобно сведать! — решительно объявил он.

— Сведаю, князь, но лгать не буду.

Семён Ряполовский хмуро посмотрел на проведчика, угнув голову и посапывая, но промолчал. Сказал про другое:

— Главно дело — сведай про слонов! Што за звери, сильны ли, много ли воинов заменяют. Вдруг тыщу, ась? — Князю явно не хотелось терять надежду.

Ночь Хоробрит вновь провёл с ласковой, податливой Алёной. Она отдалась ему со всей страстью, накопленной молодостью и нетерпеливым ожиданием любви. Закончились томительные мечты, каждая ночь отныне была для неё наполнена счастьем. Но Хоробрит не позволял себе погрузиться в бездонный омут увлечения, постоянно помня, что привязанность губительна. Но пылкая Алёна ничего не замечала.

По замыслу князя Семёна в далёкую страну Афанасий и Дмитрий должны были отправиться как купцы, но не московские, а тверские.

— Сие надобно, штоб татары не сведали, зачем вы едете, — объяснил он проведчикам. — Иначе вам гибель. Насторожатся, схватят, ежли допытаются — то для Руси худо, поймут, что московский государь измыслил в спину им ударить.

Поэтому Дмитрий, побывав в Москве, вновь отправился в Тверь и вскоре оттуда прислал сообщение, что открыл в Затмацкой слободе (посад за речушкой Затмакой) торговую лавку, нанял приказчика от имени купца Афанасия, сына Никитина, а сам собирается вести торговлю в заволжской стороне, куда недавно приезжали послы с «камками драгими» и «атласами чюдными» из Шавруковой орды, то есть из владения султана Шахвручка, сына хромого Тимура. Они «знатно закупили соболей меха да куниц, да горностаев и в цене не стояли». Сообщал он также, что на деньги, выделенные из казны, подыскал дом в Рыбачьей слободе и записал его на Афанасия, так что Хоробрит отныне в Твери свой человек. Дмитрий подтвердил, что новгородские послы наезжали в Тверь и жалобились великому князю Михаилу Борисовичу на Афанасия Никитина, но воевода Борис Захарович Бороздин им ответствовал, чтобы новгородцы повнимательнее разобрались промеж собой, а не искали виновных на стороне. В заключение Дмитрий просил приготовить товары для лавок. Что князь Семён немедленно организовал.

Дни шли за днями. Наступила зима с её холодами и снежными сугробами. Подготовка поездки завершалась. Торопил государь. Предвидя будущие осложнения с Большой Ордой, он готовил новый поход на Казань [77] Второй поход на Казань, закончившийся подписанием мирного договора, состоялся уже после отъезда Афанасия Никитина, в 1469 году. , и нужны были союзники. Он распорядился начать строительство оборонительной линии от Брянска на Орёл и далее к верховьям Дона. За Доном начиналось Рязанское княжество, граница с ним на юго-востоке шла по среднему течению Оки. По нижнему её течению начинались земли мордвы и черемисов, подвластные Казани. Если вторую оборонительную черту довести до правого берега Дона, тогда левый фланг Московской Руси оставался открытым до Оки. На военном совете, где присутствовали князь Семён и Квашнин, решили линию повернуть круто на север, более чем на двести вёрст. Боярин Квашнин заметил, что проще было бы взять Казань. А заодно и Рязань. Но те пока не поддавались. Князья рязанские хитры, пытаются ладить и с Москвой, и с Большой Ордой. Надавит на них Москва — переметнутся к хану Ахмаду. Иван мрачнел, раздумывая обо всём этом, мучительно искал выход. И всякий раз у него появлялась надежда на нечто необычное, на помощь извне. Манила неведомая Индия с её могучей ратью. Ведь сказано в книге, что индийский царь властен над тремя тысячами царей. Что стоит ему помочь православным братьям? Ударил бы он с юга, а Иван с севера — от конницы Ахмада одни копыта останутся!

Лелеял эту мечту Иван, и чем больше раздумывал над ней, тем доступнее она казалась. Он постоянно помнил, что со времён его пращура Калиты Русь претерпела сто шестьдесят войн. Вдруг эта война станет последней?