Анатолий Соловьев - Хождение за три моря

— Вы странные люди, русичи. Заботитесь о родине больше, чем о собственной душе.

И тут раздался крик Кузмича:

— Море, братцы, видно-о! Держии-сь!

— Спасёмся, дядько! — хрипели гребцы.

Впереди, в ярком лунном свете, распахивался необозримый синий простор. Толпы татар по-прежнему мчались по берегам, но стрельбу они прекратили. Касим-султан чего-то выжидал. Несколько лошадей с пустыми сёдлами торопились вслед за всадниками. В бледном небе вслед шумному сборищу мчалась луна, похожая на сверкающий огненный зрак лешего.

Хоробрит первым заметил в полуверсте двигающуюся конную массу, загородившую судам выход в море. Там, видимо, была мель, и татары, ускакавшие вперёд, поджидали на ней суда. Под днищами кораблей зашуршало, они замедлили ход, встали. Корабельщики бессильно опустили вёсла.

— Луда, братцы, мель! — ахнул кто-то.

Татары, вопя, хлынули к замершим кораблям.

«И судно наше стало на Ђзу, и они нас взяли да того часу разграбили... судно наше меншее и четыре головы взяли русскые, а моя рухлядь вся в меншем судне...»

Пленников с обоих судов сволокли на берег, окружили плотным кольцом, густо пахнущим немытыми телами, овчиной, лошадиным потом. Везде мрачные, угрожающие лица. Тех, кто был в чалмах и халатах, отвели в сторону, отдельно от русичей. В их числе и Хоробрита. С судна купцов перекинули сходни, и татары проворно принялись сносить на берег товары. В тесный круг въехал султан Касим. Рядом с ним и его юный спутник, похожий на Касима, видимо сын. Царевич с любопытством озирался. У тезиков оружие не отняли, дамасский клинок Хоробрита остался при нём.

— Кто из вас проведчик князя Ивана? — грозно обратился султан к понуро толпившимся русичам.

Купцы молчали. Жеребец царевича не стоял на месте, изгибал могучую шею, фыркал, пятился, грыз удила, нетерпеливо перебирая точёными ногами. Видать, скакун не из последних. Жеребец притягивал взор Хоробрита. Касим выжидал, настороженно переводя взгляд с одного русича на другого. Его шитый золотом халат был забрызган грязью, кольчужный воротник плотно обхватывал шею. Холёное лицо султана медленно наливалось кровью.

— Молчите? — взревел он. — Или не знаете?

— Не знаем, — хмуро отозвался кто-то.

Султан крутнулся в седле, склонился к Кузмичу, бешено прохрипел:

— Врёте, гяуры! Выдайте проведчика, отпущу вас живыми! И товары верну! Не выдадите — всех порубим!

Кузмич степенно поклонился султану:

— Они и на самом деле не ведают, господин, один я знаю.

— Кто? Покажи, старик!

— Убит он, господин, да будут твои годы долголетни. На нашем судне он лежит, стрелой пронзённый.

Недоверие отразилось на лице султана, обернувшись, он крикнул:

— Сотник Муртаз-мирза, приведи сюда русича Митьку!

— Слушаюсь, мой повелитель! — незамедлительно откликнулся знакомый голос.

К Касиму приблизились два всадника. Первый — вислоусый, тот, кого корабельщики встретили на лугу, второй — рослый, обличьем похожий на русича, но в малахае, в новом халате, подпоясанном широким шёлковым кушаком. В жилистой руке он держал чекан. По чекану Хоробрит и узнал разбойника Митьку. Вот где довелось встретиться. Но проведчик тут же забыл о нём. Его взгляд притянул Муртаз-мирза. Там, на лугу, он узрел его памятью сердца, да и как можно было забыть эту волчью усмешку, мстительный взгляд, недобрый голос. Сын тысячника заматерел, стал крепким воином, отпустил длинные усы. Но в повадках изменился мало. Видно, что он доверенное лицо султана. Заманил посла и русичей туда, где их поджидал Касим, да ещё взял за это посулы, с которыми не захотел делиться с товарищами. Ловок.

Рука Хоробрита невольно потянулась к сабле. Он стоял в десятке шагов от своего кровника. В два прыжка он мог бы к нему приблизиться. Но холодный рассудок проведчика подсказывал, что следует выждать. Из окружения ему тогда не пробиться. За пазухой у него письма Махмуду Гавану, персидскому шаху Узуну Хасану.

— Осмотрите трупы на корабле русичей, проверьте, не обманывает ли старик! — велел султан Муртаз-мирзе.

Сотник и Митька вскоре вернулись, вислоусый доложил, что на палубе несколько трупов и Митька среди них проведчика не нашёл, хотя обшарил все тела.

— При проведчике должны быть письма и царские грамоты, но их не оказалось ни у одного, — добавил сотник. — Было только оружие и монеты.

— Монет много?

Сотник протянул султану пояс с кармашком для денег, высыпал на ладонь Касима горсть монет. Хоробрит знал, что у его товарища было два кармашка, набитых деньгами, да каждый купец имел для расходов деньги. Если убитых русичей несколько, то денег должно быть гораздо больше. Правитель небрежно глянул на серебро, величественно спросил:

— Это всё, что было?

— Всё, мой повелитель, — не моргнув и глазом, соврал тот.

Касим ссыпал монеты в карман халата, ткнул Кузмича в грудь острым загнутым носком сапога, зло крикнул:

— Ты обманул меня, старик. Мёртвый был купцом! Вы убили пятерых моих воинов. Всех до единого раздеть догола, обыскать. В том числе и ширванцев! Обыскать оба корабля! Кто найдёт письма московского государя, станет сотником!

— А если я найду, мой повелитель? — вкрадчиво спросил Муртаз-мирза. — Какая мне награда?

— Станешь тысячником. Вся одежда русичей — твоя!

Десятки татар кинулись на суда, некоторые лезли прямо через борта — так спешили. Другие кинулись раздевать купцов. Хасан-бек гневно крикнул, что посол — лицо неприкосновенное. Но султан лишь ухмыльнулся. Муртаз и Митька куда-то исчезли. И тут Хоробрит увидел путь к спасению. За спиной царевича образовалась пустота.

Человека в чалме прыжком метнулся к сыну султана, кошкой взлетел сзади на спину жеребца, вырвал юношу из седла и швырнул на землю. Всё произошло столь быстро, что татары на миг оторопели. Этого мгновения Хоробриту хватило поднять жеребца на дыбы и пустить его вскачь по освободившемуся пространству. За его спиной раздался яростный рёв. К беглецу метнулись. Но он успел выбраться из толпы.

Залитая луной дорога петляла между деревьев. Это и спасло Хоробрита от стрел. Вслед за ним скакала погоня. Свистели стрелы. Впивались в толстые стволы деревьев, пели над ухом. Хоробрит пригнулся к пышной гриве, в которую были вплетены шёлковые яркие ленты. Горячий жеребец царевича рвался вперёд громадными прыжками.

Начались заросли густого орешника. Дорога уходила вглубь дремучего леса, но была хорошо наезжена. Значит, вела в город или в большое селение. Погоня отстала уже саженей на триста, но преследовала упорно. Татарские кони выносливы. Слева показалось пшеничное поле, за ним угадывалась река, на противоположном берегу чернел лес. Хоробрит повернул жеребца влево. По дороге дальше ехать опасно, большие селения всегда охраняются.