Анатолий Соловьев - Хождение за три моря

Так на печатях государя Ивана Васильевича впервые появился двуглавый орёл — знак преемственности русским государем Византии.

А наутро выпал ранний снег. Софья видела его впервые. Но некогда было им любоваться. Хлопоты наступали не ребячливые. Пора пришла схватиться с Большой Ордой.

Гурмызъ есть на островЂ, а ежедень поимаеть его море по двожды на день [131] А. Никитин имеет в виду приливы. . И тут есми взялъ 1 Великъ день [132] Великий день — Пасха. , а пришёл есми в Гурмызъ за 4 недели до Велика дни. А то есми городы не всЂ писалъ, много городовъ великих. А в Гурмызъ есть варное солнце, человека съжжеть. А в ГурмызЂ былъ есми мЂсяць, а из Гурмыза пошёлъ есми за море ИндЂйское по Велице дни в Фомину недЂлю [133] Фомина неделя — вторая после Пасхи. , в таву [134] Тава (даба) — название корабля, не имеющего палубы. Этот тин судов до сих пор используется на морских линиях юга. с коньми.

И шли есмя моремъ до Мошката [135] Маскат, Дега, Калхат, Камбей, Чаул — города (см. карту) на Аравийском и Персидском побережьях. 10 дни; а от Мошката до ДЂгу 4 дни; а от ДЂга до Кузряту, а от Кузрята до Конбату, а от Канбата к Чивилю... а шли есмя в та†б недЂль моремъ до Чивиля».

Чем дальше удалялся Афанасий на юг, тем слабее становился Зов Леса. Здесь всё чужое. Давно стояла осень, и на родине уже трещали морозы и лежали глубокие снега. Здесь же было сухо и непривычно жарко. Он покинул Мазандаран с его густыми лесами, Эльбурс остался на севере. Дорога вилась по плоскогорью, между выжженных солнцем холмов и скал. Встречались селения, окружённые полями, попадались на пути люди, чаще мирные крестьяне с бронзовыми лицами и щетинистыми усами. Завидев всадника, они не приглядывались, приветствовали: «Селям алейкюм!» — кланялись и спешили дальше.

Неподалёку от города Рея и произошла встреча Афанасия с одним из удивительнейших людей земли, о котором он был наслышан ещё в Москве от купцов и шутки которого широко ходили по Руси.

На пятый день бегства из Чапакура, ближе к вечеру, дорога вывела к ручью. На берегу под тенистой чинарой отдыхал старик. Рядом на лужайке мирно пасся длинноухий серый ослик. Старик был одет в потрёпанные белые шаровары, широкую истлевшую рубаху, но на ногах были великолепные сафьяновые туфли с серебряными пряжками и загнутыми вверх длинными носами. Перед ним на лопухе лежала половинка большой лепёшки, чёрствый сыр, горстка диких абрикосов и кувшинчик с водой. Трапеза скудная, что и говорить, но незнакомец ел с удовольствием и при этом любовался своими красивыми туфлями, вытягивая ногу, поворачивая туфлю то вправо, то влево, восхищённо прищёлкивая языком. Афанасий напоил Орлика и хотел было продолжить путь, но старик окликнул его и пригласил отужинать с ним. Афанасия удивил его голос: в нём было нечто озорное и бойкое, не вяжущееся с почтенным возрастом незнакомца. Русич пустил жеребца пастись, прилёг рядом с владельцем роскошных туфель. Тот поцокал языком при виде Орлика, восторженно промолвил:

— Прекрасный жеребец! Царский! Не боишься, что его у тебя отнимут?

Хоробрит выразительно похлопал по ножнам сабли. Незнакомец оценивающе взглянул на широкие плечи и суровое лицо путника.

— Странно, по выговору ты не перс, по обличью не хоросанец, ведёшь себя не как мусульманин, но на шее у тебя нет христианского крестика. Откуда так хорошо знаешь тюркский язык?

Где потерялся крестик, Хоробрит и сам не знал. Он ответил, что долго жил рядом с тюрками.

Старик загорелый, курносый, выражение лица насмешливое, но не обидное, а весёлое, смеющиеся глаза в лучиках морщин доброжелательны. Чувствовалось, что это человек неунывающий, любящий пошутить. Афанасий спросил, куда он держит путь.

— В славный Багдад, — был ответ.

— Но ты удаляешься от него.

— Разве? — лукаво переспросил старик. — Знаешь ли, хозяин прекрасного жеребца, я никогда не спешу. Приду ли я в Багдад годом раньше или годом позже — какая разница? А куда ты направляешься?

— В Ормуз.

— Ормуз гораздо дальше Багдада. Мне говорили, что этот город поистине прекрасен. Почему бы и мне не побывать в Ормузе? Пойдём вместе. Одна ладонь шума не делает. Погляжу, может, там живут счастливые люди.

— Но ведь ты сказал, что идёшь в Багдад.

— И не только это! — возразил старик. — Я ещё сказал, что туда не спешу!

Афанасий засмеялся. Через самое короткое время они стали добрыми друзьями. Старик заявил, что ему интересно бродить по белу свету, потому что мир разнообразен, а у него всего два глаза.

— Да и не все красавицы живут в Багдаде. Много их и в Ормузе, — объяснил он своё желание побывать там.

Когда они переправлялись через ручей, который оказался довольно глубок, спутник Афанасия крикнул своему ослику:

— Эй, эй, на воду не опирайся! Ставь копыта на дно!

Ослик послушался, и они благополучно выбрались на берег. По дороге Афанасий спросил старика, откуда у него такая прекрасная обувь.

— Подарок купца, — объяснил тот. — Он подарил мне туфли за пророчество.

— Пророчество? Чьё? — удивился Афанасий.

— Моё. Я предсказал купцу, что он через год найдёт самородок золота, если оставит под говорящим деревом свои новые туфли. Что купец и сделал. Дело было так, о любознательный господин. Однажды я сидел на вершине абрикоса и наслаждался спелыми плодами. Вдруг к нему подъехал караван и остановился на отдых. Дерево было громадное, ветвистое и с дуплом, в котором можно спрятаться. Я и спрятался. За едой купцы заспорили, кто из них знает больше пословиц. А их, да будет тебе известно, было два. Вот один говорит:

— К идущей ноге пыль пристаёт.

Второй отвечает:

— Глаза друг друга невзлюбили, между ними нос вырос.

Первый говорит:

— Сорока мнит себя соколом, а каша — пловом.

— После бури за чекменём не бегают, — не сдаётся второй.

— Старый ноготь лишь укромное место чесать хорош! — кричит первый купец.

— К чему слепцу красивая жена?

И тут первый произнёс:

— Когда молла Насреддин упал с осла, сказал: «Я и сам бы слез».

Второй молчит. Мне стало его жалко, и я ответил за него:

— Кривая нога обязательно о камень ударится!

Оба купца вскочили, смотрят вверх, а меня не видят. Один спрашивает:

— Ты кто?

— Говорящее дерево, — отвечаю.

Они поверили. Тот, на ком были эти красивые туфли, осведомился:

— Можешь ли ты, говорящее дерево, предсказывать будущее?

— Могу. Для меня нет ничего проще.

— Скажи, что случится со мной через год?

— Ты найдёшь золотой самородок. Но в том случае, если оставишь здесь свои туфли и отправишься босиком в горы Демовента.