Анатолий Соловьев - Хождение за три моря

— А ты как? — спросил Афанасий.

— Подожди меня на другом берегу — увидишь, — отозвался тот.

Афанасий благополучно переплыл реку, привязав поводья Серого к хвосту жеребца. Выбрался на берег, уселся обсыхать на солнцепёке.

А старик тем временем лёг на противоположном берегу, закрыл глаза и сложил на груди руки. Вскоре подошли к реке несколько странников, по виду это были дервиши — нищенствующие мусульманские монахи, — коих много бродит по дорогам Востока. Дервиши увидели старика, подумали, что он мёртв. Оставлять покойника — великий грех. Они посовещались и решили отнести тело в ближний город, который был неподалёку на той стороне реки. Но они не знали, где переправа. Принялись спорить. Наконец предположили, что брод ниже по течению. Подняли старика и понесли его туда. Ходжа Насреддин вдруг приподнялся и слабым голосом сказал:

— Когда я был жив, то брод находился чуть выше! Вон там!

Дервиши испугались, бросили старика и убежали. Пришлось Афанасию самому переносить Ходжу через реку. Выбрались на берег оба мокрые. Ходжа вздохнул и заметил:

— Когда неудачник купается, к нему и лягушка прилипнет.

Наконец путники добрались до города Йезда, расположенного в оазисе посреди пустыни. Как говорил Ходжа, которому уже приходилось бывать здесь, Йезд славен своими урожаями шёлка-сырца. А большая часть жителей состоит из ткачей.

Проезжая по улицам города, старик озирался вокруг с весёлым любопытством ребёнка и не уставал приговаривать:

— Благословенный Йезд, любимый аллахом город! Здесь люди рождаются под счастливой звездой и никогда не умирают!

Его славословие было услышано горожанами, и кто-то спросил:

— Ты откуда такой беззаботный?

— Из Хорезма, почтеннейший, — ответил Ходжа благожелательно.

— И что, у вас в Хорезме ничего такого нет?

— Есть, почтеннейший! Как нету, всё есть!

— Что же ты хвалишь наш город, если он не лучше вашего?

— Я же гость! — возразил Ходжа. — Попробовал бы я сейчас кричать: уй, какой отвратительный, какой грязный Йезд! А сколько здесь воров! Ты первый, почтенный, побил бы меня камнями!

Вокруг засмеялись. Кто-то тронул Афанасия. Рядом стоял приземистый парень с воровато бегающими глазами.

— Продаёшь жеребца?

Афанасий ответил, что не продаёт. Парень исчез. Насреддин продолжал шутить. Вокруг сгрудились зеваки.

— Почтенные, знаете ли вы, о чём я вам хочу рассказать?

— Не знаем! — кричали зрители.

— Раз не знаете, так что мне вам говорить?

— Знаем, знаем! — спохватились зеваки.

— Ну, раз знаете, незачем вам и говорить!

Вокруг захохотали. Кто-то догадался крикнуть:

— Эй, весёлый человек! Одни из нас знают, а другие — нет! Что ты на это скажешь?

— Скажу так: пусть те, кто знает, расскажут тем, кто не знает!

Вновь грянул дружный смех. В это время Афанасий почувствовал, что держит в руках пустые поводья. Он обернулся. Вздёрнутая морда его Орлика виднелась шагах в десяти. Орлик храпел, упирался, но его вели трое, вцепившись в обрезанные поводья.

Афанасий кинулся за ними, расталкивая людей. Приземистый, который спрашивал о продаже коня, попытался вскочить в седло, но жеребец взбрыкнул, и парень свалился на землю. Жеребец ударил его задним копытом. И тут Хоробрит догнал воров. Один из них, большеносый, с густыми спутанными волосами на голове, что-то прокричал. У третьего вора, широкоплечего, в рваном халате, в руке появился нож.

Парень оскалился, хищно изогнулся. Одним прыжком Хоробрит настиг его. Широкоплечий взмахнул ножом. Проведчик подставил согнутую руку, задерживая движение ножа, свободной рукой перехватил кулак татя с зажатым в нём ножом. Запястье вора хрустнуло. Он вскрикнул и выпустил клинок. Большеносый бросил поводья, метнулся к Хоробриту. Проведчик сбил кулаком и его.

В толпе кто-то звал стражей. Их явилось сразу несколько. К Афанасию протолкался Насреддин. Оценив обстановку, кинулся к своему спутнику, крича:

— Ай, молодец! Ай, спасибо, что задержал гнусных негодяев!

Старший стражник, длинноусый, с хмурым лицом, спросил, что здесь случилось. Большеносый, показывая ему свою изуродованную кисть, плачущим голосом завопил:

— Этот человек украл моего жеребца! Мы хотели его задержать! Он убил моего родича и поломал мне руку!

— Он лжёт, почтенный! — возразил Ходжа Насреддин. — Это они хотели украсть жеребца моего друга!

— Они оба чужеземцы! — завизжал большеносый. — Хватайте их, стражи, ведите к судье!

Растерявшиеся стражники окружили Хоробрита и Ходжу, спрашивая, кто они такие и откуда прибыли. Неизвестно, чем закончилось бы дело, если бы воры не исчезли, воспользовавшись суматохой. Удрал даже тот, кого Орлик ударил копытом.

— Куда же они подевались? — недоумевал длинноусый страж, ворочая выпученными глазами. — Сами пожаловались и скрылись. Как так?

По этому поводу Ходжа заметил:

— Не стоит удивляться. Воры сбежали потому, что знали: у меня есть самый честный и неподкупный свидетель!

— Ты кого имеешь в виду, старик? — грозно зашевелил усами старший.

— Моего осла! — объявил Ходжа. — Он не слушает лжецов и не берёт откупных!

Словно подтверждая слова хозяина, серый осёл вдруг басовито взревел и махнул хвостом.

— Ну вот, слышите! — изрёк старик и обратился к Серому: — Что же ты, почтенный, сразу не сказал и тем ввёл в заблуждение достойных и благородных воинов?

— Иа-иа! — прокричал осёл. — Иа-иа!

Ходжа спокойно объяснил:

— Он говорит, что надеялся на умных и честных людей. А их здесь не оказалось. Поищем умных в другом месте, правда, Серый?

— Иа, иа! — согласился тот.

Старший стражник вдруг закричал:

— Нет, стойте! Твой осёл оскорбил меня, назвав глупым! Или платите штраф, или пойдём к судье!

Окружающие зеваки захихикали. Им явно нравилось развлечение. Такого ещё не бывало в славном городе Йезде: страж будет судиться с ослом.

— Хорошо, пойдём к судье, — охотно согласился Ходжа Насреддин. — Пусть он рассудит, кто прав: ишак или ты!

Раздался громовой хохот. Казалось, на развлечении присутствует весь базар. Стражник сообразил, что смеются над ним, и стал разгонять толпу. В это время подошёл чрезвычайно толстый, смуглый, в шёлковом халате, перс. Вытирая платком обильно выступающий пот, с интересом глядя на осла, спросил, правда ли, что тот умеет разговаривать?

Видимо, перс был важной персоной, потому что люди почтительно расступались перед ним, а стражники раболепно поклонились.

— Истинная правда, господин, — охотно подтвердил Ходжа. — Я учил его три года! Ну-ка, подтверди мои слова! — обратился он к Серому.

— Иа-иа! — проревел тот и махнул хвостом.

— Вот видишь, почтенный!

— Но я не разобрал слов разумного животного, — застенчиво прошептал толстяк, косясь на осла.