Анатолий Соловьев - Хождение за три моря

— Конечно, учитель! Ха, обезьяна с голым задом! — Жирный Керим-ага хихикнул.

— Ещё и с красным. Запомни: с голым красным задом! Вечером приступим к обучению.

Судья торопливо выскользнул за дверь. Он очень спешил, иначе бы увидел, как Афанасий, изнемогая от хохота, упал на сено.

Когда Керим-ага вновь появился в конюшне, увесистая дубинка была уже вырезана и мирно покоилась возле стены. Судья покосился на неё, невольно почесал спину. Осёл вновь встретил его рёвом.

— Пять раз! — подсчитал судья. — Он хочет, чтобы его выслушали.

— Твой любимчик опять ошибся, — сказал Насреддин. — Он путается в количестве «иа». Он должен был произнести шесть «иа».

— А что значат шесть «иа»?

— Он хотел сказать, чтобы ты отдал мне два ахча, которые ты должен за вчерашний день. И ещё две монеты за сегодняшний.

Керим-ага безропотно вручил наставнику условленную плату. Насреддин спрятал деньги и сурово поинтересовался у судьи, не забыл ли тот уговор.

— Какой уговор?

— Не видеть обезьяну с голым красным задом.

— О да, конечно, — пробормотал тот и вдруг испуганно осёкся. Его глаза едва не вылезли из орбит. Керим-ага съёжился. И в это время дубинка, стоявшая у стены, внезапно прыгнула в руки Ходжи Насреддина.

— Так ты не видишь обезьяну с голым красным задом? — грозно спросил он.

— Н-нет, дорогой настав... Я... Ой!

Палка взлетела над судьёй и с размаху опустилась на его спину.

— Ой, ой!

Палка вновь взлетела и опустилась. Керим-ага потерял всякую солидность, взвыл, упал на колени, закрыл халатом лицо.

— Ой, уй, ух, не бейте меня, драгоценный! Ой, уй!

— Что у тебя сейчас перед глазами?

— О-обезьяна с голым... Ой! Я... Я ничего не могу с собой поделать! Ой!

Палка стучала по его жирной спине. Керим-ага выл, вертелся. Его любимчик тоже ревел, сочувствуя. Ему отозвался мышастый. Афанасий хохотал до слёз, зарывшись в сено. Судья с позором бежал из конюшни.

Но на следующий день он опять явился. Желание заслужить уважение эмира, а возможно, даже шаха Персии, превозмогло страх. Керим-ага за день осунулся, побледнел, стал робок, его выпученные глаза блудливо бегали, пот стекал с него ручьями. Его осёл тоже похудел и ревел по двадцать раз подряд. Но судья на этот раз не стал спрашивать, о чём хочет рассказать ишак, поспешно отдал Насреддину плату, беспокойно покосился на мирно покоящуюся у стены дубинку и вдруг в ужасе закрыл глаза. Дубинка тотчас прыгнула в руки Ходжи.

— Так ты опять видишь обезьяну с голым красным задом? О, аллах, когда это прекратится?

Керим-ага, не дожидаясь, когда палка примется колотить его, бежал, закрыв лицо полой халата.

На третий день произошло то же самое. И на четвёртый день Керим-ага бежал.

На пятый день он прислал слугу, и тот объявил, что хозяин расторгает договор. Насреддин потребовал плату за неделю вперёд.

— Я не виноват, что твоего хозяина посещают нежелательные видения. Когда мы заключали договор, было много свидетелей, я пожалуюсь эмиру.

Слуга ушёл. Вскоре он вернулся и вручил Ходже четырнадцать монет.

— Жаль, не успел Керим-ага научиться ослиному языку, — заметил довольный Насреддин, ссыпая монеты в кошель.

Отдохнувшие друзья вновь отправились в путь. Деньги весело побрякивали в кожаном кошеле учителя ослов. По дороге случилось ещё одно происшествие.

Они проезжали по улице к южным воротам, когда увидели, что возле бассейна толпится народ. Люди что-то кричали, перегибались через стенку, протягивали руку. Заинтересованные друзья приблизились и обнаружили, что в бассейне тонет человек. Он то выныривал на поверхность, отплёвываясь и фыркая, то вновь скрывался. Толпившиеся люди кричали ему:

— Дай руку! Дай руку!

Но тонувший почему-то не хотел воспользоваться помощью, обречённо глотая воду и явно обессилев.

— Дай же руку! — кричали ему.

Любопытный Насреддин спросил, кто же это так странно тонет.

— Ростовщик Халил, — ответили ему.

— Ну, тогда вы неправильно его спасаете! — С этими словами Насреддин слез с мышастого, подбежал к бассейну, протянул ростовщику палку, крикнул: — На, на!

Утопающий тотчас вцепился в палку. С помощью людей Ходжа выволок ростовщика из воды. Халил полежал на земле, похожий на толстую раздувшуюся жабу, начал подниматься. Ему пытались помочь, но он отталкивал людей, браня их:

— Дармоеды, бездельники, вы все хотели моей гибели.

Кто-то из присутствующих удивлённо спросил у Ходжи:

— Скажи, добрый человек, почему он принял твою помощь, а нашу отверг?

Насреддин объяснил:

— Такова натура ростовщика, он привык брать, но не отдавать. Поэтому следовало кричать: «На»! — а вы говорили: «Дай»!

Он уселся на Серого. К нему подошёл мокрый ростовщик, сказал, шаря в разбухшем кошеле:

— Назови своё имя, чтобы я упомянул его в благодарственной молитве.

— Моё имя, почтеннейший, тебе ничего не прибавит, а лишь отнимет. Поэтому оно тебе не нужно.

— Подари старику денег на халат, Халил-ростовщик! — закричали люди. — Награди спасителя!

Ростовщик нерешительно вынул из кармана несколько медных монет, возразил:

— В богоугодном деле плата не главное. Новый халат стоит восемь ахча, а у меня только три. Я бы отдал ему все три, но одно ахча я должен соседу. Поэтому я подарю тебе два ахча. — Он протянул было Ходже пухлую руку, но вдруг убрал её. — О, аллах, я вспомнил, что и второму соседу должен одно ахча. Так что, дорогой, прими мой щедрый дар! — Он протянул Насреддину ладонь, на которой оставалась одна монетка, при этом его рука описывала странный круг, то приближаясь к Насреддину, то удаляясь, причём удалялась быстрее, чем приближалась.

— Пусть твоё ахча останется в бассейне, как память о твоём спасении! — Ходжа нагнулся и ловко ударил по руке ростовщика. Монетка взлетела и, булькнув, исчезла в воде.

— О, аллах! — завопил Халил, бросаясь к воде. — Если бы я эту монету пустил в рост, она принесла бы мне пять ахча!

Через короткое время ростовщик вновь тонул в бассейне, и люди, смеясь, протягивали ему руки, крича:

— Дай! Дай!

И никто не произнёс: «На»!

— В путь, Афанасий! Нам здесь больше нечего делать! — Насреддин тронул своего мышастого.

Они ехали на юг, от города к городу, мимо полей, садов, лесов и рощ, пересекая солончаковые пустыни, поднимаясь на перевалы и спускаясь в цветущие долины. Тёплый ветер то дул им навстречу, то подталкивал в спины. Небо поднималось всё выше, напитываясь голубизной, а по ночам над головами путников горели яркие звёзды.

Однажды друзья встретили одинокого пахаря, который сидел в тени могучего платана, в одних холщовых штанах, загорелый до черноты, улыбаясь, ел чёрствую лепёшку, запивая её родниковой водой. Они присели возле него, пустили жеребца и ослика пастись, разговорились. Пахарь был худ, жилист, его ноги были черны, как черна земля, которую он обрабатывал, с лица не сходила приветливая улыбка, в ней ощущалась полнота жизни. Афанасий с удивлением его разглядывал, ибо это был второй беззаботный человек, встреченный им на пути. Первым был Ходжа Насреддин.