Богдан Коломийчук - Людвисар. Игры вельмож

Вдыхать полуночный воздух можно, только зажмурив от наслаждения глаза. Днем сотни селянских рук неутомимо работали серпами и косами, так что спелыми ароматами жнивья наполнилось все вокруг.

Для Ореста, однако, не существовало ничего, кроме русоволосой соблазнительницы. Только оказавшись на улице, она горячо к нему прижалась.

— Вот видишь, разве тут не лучше? — прошептала женщина.

— Лучше… — не томился Орест.

Свежий воздух немного прогнал хмель из его головы, но, как и раньше, больше ему захотелось насладиться ее красотой. Он нащупал упругие бедра, охватил стан и, дрожа от возбуждения, положил ладони на роскошные груди. Они легонько и ритмично вздымались, касаясь двумя ягодками терна. Захотелось припасть к ним устами, впиться до умопомрачения…

— Подожди…

Она властно схватила его за подбородок, словно коня, которого собиралась взнуздать. Орест покорно выпрямился.

— Ты жаждешь моего тела, — женщина уже была за его спиной, — но я могу тебе дать гораздо больше… Пошли…

Орест увидел, что она уже была в нескольких шагах, плывя в тумане, словно мара. Кинувшись вдогонку, Орест почувствовал жуткий страх, что в тот миг появился в душе. Парень бежал следом, как сумасшедший, не заметив, как свернул с дороги, и продирался теперь сквозь густые заросли ивняка. Впереди плыла ее легкая фигура, что манила его все дальше и дальше, пока не замерла, наконец, на берегу реки.

Он остановился, переводя дыхание, боясь при этом не расслышать то, что она скажет. Однако женщина молчала. Стояла, как завороженная, и смотрела в темную воду.

Но вдруг повернулась к нему. Всесильный Боже, какая же она была красивая! Гибкая фигура словно сияла, по крайней мере Орест видел каждую складку ее одежды и каждую черточку на лице.

Вдруг она засмеялась звонко и весело, как на празднике… И показалось, что от того смеха поднялся ветер. Он будто зародился в ее волосах и вовсю перекинулся на камыш, сгибая его едва не до самой воды. Вдоль обоих берегов занялись огни, так будто какие-то рыбаки одновременно на равном расстоянии разводили костер.

Она развязала тесьму и кинула на траву одежду. Обольстительница осталась в одной сорочке, и длинное полотно, трепеща под ветром, аж кричало про ее красивые бедра, груди и колени. Женщина стала на край берега и ступила в лодку, что была тут привязана.

— Иди со мной… Не боишься? — усмехнулась она.

Ореста внезапно взяло раздражение, что родилось, видимо, из страсти, которая трясла его, как листок.

— Это я боюсь?! — отчаянно гаркнул он. — Да хоть в пекло! — воскликнул парень. — Хоть в сам котел…

Он одним махом перерубил ножом веревку, которая держала лодку, а потом изо всех сил оттолкнул его от берега. Орест брел уже по пояс, аж тут почувствовал странное наслаждение, что, словно из воды, просачивалась через одежду, кожу, достигая самых глубин естества. Он стал лихорадочно сдирать с себя одежду. Лодка оказывался дальше от берега, и вода тут достигала парню уже до горла.

— Хорошо покупался? — спросила женщина. — Теперь иди сюда.

Она подала ему руку и вытащила к себе.

Огни на берегах тянулись к ним по воде ярким коромыслом, но совсем не приносили с собой тепла.

— Ах, как от тебя пар идет, — прошептала обольстительница, любуясь его мощной статью, — словно душа выходит…

Она подняла руки вверх и стянула с себя сорочку. Лодка чуть качнулась, но затем вскоре снова отправилась по течению. Она коснулась его нежнее, чем касается спящей травы вечерний ветер.

Бедный счастливец! Кто может понять мир женщины, что граничит с двумя мирами: реальным и мистическим. Ласкать роскошное тело надо так, как будто касаешься тончайшего фарфора, кто знает, какая тайна кроется в нем…

Наберись терпения, словно путешественник в дождь, и упрямо разжигай костер, ища сухой, жаждущий огня хворост. В какой-то момент ты поймешь, что пропадешь без этого тепла, но не торопись… Только сделав пламя большим и сильным, чтобы его не смог потушить дождь или ветер, вполне можешь согреться.

— Колдунья, демоница…

— О-о, ты много понял за один короткий вечер…

— Это так…

— У тебя странный терпковатый вкус. Я еще никогда такого не чувствовала. Хочу впитать тебя до капли, как сухая земля — воду. Растворись во мне… Растворись…

Тот ее шепот раздавался где-то высоко, аж под самыми звездами. Казалось, он рассыпался на тысячи эхо, достигнув рая, а затем падал глубоко, до самого пекла.

Полуденное солнце яростно распекало землю. Казалось, будто она виновата в каких страшных грехах и Бог велел ее покарать. А заодно и сотню людей, что копали глубокий ров и насыпали той же землей вал. Еще десяток человек тесали на валу здоровенные колья, из которых позади вставал частокол.

По внешнему краю рва еле чапала старая кляча, таща скрипучую двуколку с двумя кадками. Мальчишка лет десяти со страдальческой гримасой на лице вел коня за уздечку. Время от времени он останавливался и черпал из какой-то бочки воду, наполняя высохшие ведра около землекопов, из которых те пытались унять свою адскую жажду. Впрочем, работали они упрямо, и складывалось впечатление, что за неделю-полторы могли бы завершить свои нехитрые фортификации, защитив ими деревянную часовню, конюшню и несколько крытых камышом домов. Пройдя среди них, можно было заметить в одном гигантскую печь, а вокруг нее нескольких веселых молодиц и девчат. Рядом с хатинкой-кухней теснился деревянный колодец. В простоте его конструкции просматривалась, однако, особая заботливость, с которой мастера прилаживали друг к другу гладкие сосновые бревна, что берегли такую нужную влагу.

В нескольких шагах от кухни и колодца стояла кузня. Трое молотов звонко отбивали ритм здешней жизни. Иногда какой-то из них стихал, тогда в дверях кузни появлялась коренастая фигура с красным от жара лицом и пустым ведром в руках. В тот же миг в приоткрытых окнах кухни появлялись такие же раскрасневшиеся кухарки. Тряся пышной грудью и брызгая свежим смехом, они щедро рассыпали насмешки и соленые шутки:

— Кузнец, кузнец, покажи-ка свой молот!.. Где прячешь молот, кузнец? Может, в кузнице забыл?..

— Подождите до вечера, — тихо произнес тот, доставая студеную воду и расплываясь в широкой улыбке, — кого поймаю, тем молотом подклепаю…

Он жадно пил, а остальную воду вылить себе на раскаленную голову.

— А глянь-ка, кузнец, сюда, какие мехи имею! — не унималась какая-то молодичка. Выставив вперед большие горячие груди, она несколько раз стиснула их руками, надувая при этом сочные щеки.

Кузнец, успевший уже второй раз наполнить ведро, сделал вид, будто собирается выплеснуть из него воду прямо в окно. Кухарки с визгом кинулись вглубь, а мужчина, удовлетворенно захохотав, отправился в кузню. Через миг работа возобновилась.