Богдан Коломийчук - Людвисар. Игры вельмож

— Господи милосердный! — Доминик отбросил шлем в сторону и перекрестился. — Это не человек.

Турок тем временем принес горящую головню, осветив торчащую шерсть, блестящие глазки и раззявленную пасть, из которой обильно сочилась пена.

— Это оборотень, — прохрипел мусульманин.

— Нет, не оборотень, — глухо сказал Гепнер. — Когда-то давно я уже видел эту нечисть. Это — песиголовец!

Волчий вой послышался еще ближе, заставив их встрепенуться.

— Давай избавимся от этих уродов, — произнес старик и схватил песиголовца за ноги. Доминику пришлось, преодолевая отвращение, поднимать мертвого за плечи.

Раскачав тело, они изо всех сил швырнули его в темную пропасть и прислушались, как оно ударяется о камни и трещит ветками. Немного постояв, мужчины взялись за второе тело. Шлем решили не снимать, поскольку сомнений, что под ним окажется такая же мохнатая морда, не имели никаких. Тем временем волк завыл снова.

— Забирай свое отродье! — воскликнул турок, вместе с Домиником спроваживая в последний путь второго мертвеца.

— Ну вот, — старый вытер об полы руки и снова повеселел, — сделали.

В воздухе послышался жженый запах.

— Проклятие! Наше мясо! — воскликнул турок и бросился к костру.

Гепнер поспешил за ним. Однако оба больше стремились тем быстрее оказаться у тепла и света, чем спасти свой ужин.

Жаркое почти сгорело, но в тех, что его потребляли, страх все еще превосходил голод, поэтому никаких нареканий не было.

Едоки молча жевали обугленное, твердое, как полено, мясо, обмениваясь лишь короткими фразами:

— Завтра пойдем, — сказал турок.

— Куда?

— На юг, к валахам… Спи, я постерегу.

Вряд ли Доминик был в восторге от намерения мусульманина идти в Молдову. Тот, вероятно, надеялся встретить там первый попавшийся турецкий отряд, который бы сопроводил их до какого-нибудь порта на Черном море. А тогда — в Стамбул…

Гепнер решил об этом не думать. Значительно приятнее казалась мысль при первой же возможности избавиться от старика, укокошив его хорошей дубиной. С таким зловещим намерением Доминик улегся просто на камнях и через какую-то минуту провалился в глубокую и глухую пропасть сна.

Ему показалось, что минуло едва ли четверть часа, и тут турок начал тормошить его за плечо.

— Проснись, Людвисар! Ради Аллаха, проснись!.. — умолял тот.

— Что случилось? — промямлил Гепнер и протер воспаленные от недосыпа глаза.

Лицо мусульманина было ярко освещено — с какого-то чуда тот бросил в огонь весь собранный хворост, превратив огонь в настоящий костер. Рука его мелко дрожала и не отпускала Доминикового плеча.

— Прислушайся, — прошептал старик, — что-то деется…

Из темноты послышалось глухое завывание.

— Что это? Волк? — спросил Гепнер.

— Это сам шайтан, — ответил турок, нервно кусая спекшиеся губы.

— Ерунда…

Лекарь поднялся на ноги и, медленно подойдя к костру, выхватил оттуда хорошую головешку. Он никак не мог понять, почему так испугался бывалый в переделках старец. Разве не доводилось кому хоть раз обороняться от волчьей стаи, а тут какой-то одиночка. Однако турок как завороженный сидел на камне, испуганно вытаращившись в темноту.

— Бери головешку! — крикнул ему Доминик. — Зверь боится огня!

Но тот, казалось, не слышал. И вдруг завопил так, будто кто-то живьем вырывал у него сердце.

Огромный волк, прыгнув через пламя, ударил старика в грудь и, повалив на землю, вцепился в горло. Кинувшись на помощь, Гепнер что есть силы стеганул зверя горячей головешкой, но тот не отступил ни на шаг. Только заскулил от боли и повернул к нападающему ощеренную пасть. Лекарь немного отступил, ожидая атаки, но волк не торопился. Покончив с турком, он начал медленно подкрадываться, словно выбирая подходящий момент.

Размахивая головней, Людвисар снова и снова отступал, и вдруг почувствовал, что под ногами исчезла опора.

«Как по-глупому…» — промелькнула у него мысль и вместе с ним полетела в обрыв.

Когда начало сереть, к Гепнеру, повисшему на ели, спустился человек в черной одежде и с уродливым ожогом на лице.

— Приветствую тебя, Доминик, — насмешливо окликнул он, — вот мы и встретились.

Тот оторвался от ствола, к которому сильно прижимался, и посмотрел вниз. Понемногу приходя в себя, он еле слышно пролепетал:

— Иди к черту, Иштван…

— Вон как, — сделал вид, что обижается, тот, — и это твоя благодарность за спасение от турка?

— Турки — ангелы в сравнении с вами, — сказал Доминик, потихоньку спускаясь вниз.

— Что за проклятая судьба, — сказал Иштван, — сначала встрял в драку с каким-то курьером, потом в схватку между бродягами, а теперь…

— С каким курьером? — перебил Гепнер.

— С тем, что фехтует, как черт. Но хватит. Пошли.

— Куда?

— Туда, где ты закончишь наконец дьявольское изобретение, и оба мира оставят тебя в покое…

На горе появилась та самая стража — песиголовцы в ощерившихся шлемах. Теперь они явно будут значительно более осторожны и не утратят бдительности ни на миг.

Ночь вздрогнула совами и глянула перепугано на отряд солдат, что ворвался в лес, обжигая темноту факелами. Незваные гости, сохраняя строй, двигались вперед вслед за двумя всадниками: капитаном и его коренастым товарищем.

— Еще далеко? — вполголоса спросил Матвей.

— Нет, — ответил Лукьян, — недалеко. Вон там свежий сруб. Сегодняшний.

Из темноты действительно выглянул желтый пенек, усыпанный опилками и, показалось Матвею, окропленный кровью.

Внезапно кони встревоженно заржали.

— Останови солдат, — молвил крепыш.

Ротмистр предостерегающе поднял вверх руку, и отряд застыл на месте. Лукьян соскочил с коня и, освещая себе дорогу, пошел дальше один.

Несколько мертвых дровосеков лежали на обтесанных бревнах среди ночной тишины. Кто-то все еще стискивал свой топор, что из орудия труда в последний момент превратился в оружие.

Матвей оказался рядом. Оба оглядывались в поисках раненых. Наконец у темного куста кто-то глухо застонал. Молодого, еще совсем юного лесоруба от смертельного удара спасли хвойные ветви, что нависли над ним. Парень испуганно смотрел на двух мужчин, приближавшихся к нему.

— Не бойся, друг, — успокоил его Лукьян, — мы не разбойники.

Он склонился над ним и осторожно поднял кровавые лоскуты сорочки на его животе.

— Вижу, ты очень хочешь жить. Так и будешь.

Он достал из торбы ком какого-то зелья и немного помял руке. Далее пожевал и, сплюнув на ладонь, взялся обрабатывать им рану. Странно, но юноша даже не дернулся. Так, будто исполинские ручищи Лукьяна были совсем невесомыми и раны касались неслышно.

— Юноша, — тем временем обратился к раненому Матвей, — ты можешь показать, куда подались разбойники?