Богдан Коломийчук - Людвисар. Игры вельмож

Дорога с поля скакнула в сосновый лес, где сделалась рыжей от опавшей хвои, а порой ржавой, словно старая подкова.

Тут посланник бургомистра под пение птиц подумал, что неплохо было бы, вернувшись во Львов, купить мельницу или лесопилку где-нибудь над Полтвой. А еще лучше — изрядное поле. Тогда нанять управляющего и без хлопот доживать век, подсчитывая прибыль и по воскресеньям посещая стрелковое братство.

В этот момент двое разведчиков, появившихся на дороге, его даже разозлили. Отправившись впереди своей сотни, они теперь спешно возвращались, неся какую-то весть. Христоф приказал всем остановиться. Что, черт возьми, могло случиться, когда ему так хорошо думается?

— Что случилось? — спросил он, после того как разведчики с ним поравнялись.

— Ваша милость, — вытирая шапкой потный лоб, проговорил один. — За две мили отсюда стоит татарский отряд. Две сотни всадников… А с ним — еще десяток турок.

— Опередили нас, — курьер стиснул зубы. — Но как они оказались на этой дороге?

— Не ведаю, ваша милость… Должны б идти молдавским шляхом с юга, — согласился стрелок.

— Вероятно, главные силы действительно той дорогой идут, — рассуждал Христоф, — а эти почему-то притаились тут. Возможно, даже видели казаков Карбовника, но не напали.

— Не умеют басурманы драться в лесу, а только в поле, — подкинул кто-то.

— Не в том дело, — сказал курьер, — они и не хотели сражения. Имеют, вероятно, другое задание… А что делали там турки? — спросил он у разведчиков.

— Сидели себе кто на возу, а кто где, — пожали плечами те.

— На возу? — заинтересовался Христоф. — Итак, был еще и воз?

Те закивали в ответ.

— А на нем — копна сена, — добавили они.

— Может, турки обозные? — опять предположил кто-то.

— Не говори глупостей, — возразил курьер, — турки обозные в татар? И зачем им сено, когда вокруг полно свежей травы для коней?

— Может, под сеном что другое? — думала чуть ли не вся сотня.

Христоф согласился:

— Не иначе, панове братья… Не иначе… А что за быдло в тот вез впряжено? — допытывался он у прибывших. — Неужели кони?

— Нет, ваша милость, — был ответ, — волы.

— Чтоб я пропал! — хлопнул себя по лбу курьер. — Эй, братья, кто хорошо знает эту дорогу?

Несколько человек вышли вперед.

— А ну, скажите мне, — обратился он к ним, — выводит ли этот шлях на какой-нибудь широкий холм, чтобы Межирич было видно, как на ладони?

Стрелки единодушно закивали, наперебой объясняя, что тут за три-четыре мили как раз есть такое место.

Христоф засиял на радостях. Было видно, что его догадка подтверждается.

— Десятники, ко мне! — приказал он.

Старшинство мигом сбежалось. Обведя их взглядом, курьер вдохновенно молвил:

— Вот что мы сделаем: пусть семь десятков отдадут мушкеты остальным, а те идут назад в поле и, спрятав коней в траве, сами также притаятся. Данила!

Из толпы вышел невысокий, но крепкий мужчина.

— Возглавишь их. Коли увидишь татар, стреляй насмерть. Ни один не должен спастись, — приказал ему Христоф.

— А что же те семь десятков? — допытывалось старшинство.

— Сабли из ножен и за мной! — ответил сотник. — Наскочим внезапно на басурманов. Сколько сможем, убьем, а потом со всех ног кинемся наутек, чтобы они погнались следом. Выведем их в поле прямо под пули. Потом повернемся и схватим турок. Все ли поняли, панове?

— Да, ваша милость, — ответили десятники.

Стрелки мигом разделились, и курьеру не пришлось медлить.

Подойти удалось незаметно. Отряд понуро брел вслед за возом, который и правда тянула пара волов. Рядом с ними на дороге теснилась четверка лошадей, впряженных во что-то тяжелое, спрятанное под рядно от постороннего глаза. Христоф вытянул шею, рискуя выдать засаду.

— Гаубица, — прошептал он, — турки — гармаши (артиллеристы). А под тем сеном, вероятно, ядра и порох. Вот для чего им волы! Какая удача, чтоб я пропал…

Стрелки напали на татар, как коршуны на цыплят, заставив тех беспорядочно метаться на дороге. Их нещадно рубили, спихивали на землю и топтали конями, пока те не заметили, что нападавших гораздо меньше. Разъяренные такой наглостью, степняки перешли в наступление, но Христоф и не думал обороняться. Вскинув вверх окровавленную саблю, он заорал во всю глотку, умело изображая страх и отчаяние:

— Ой, леле! Братья! Не знал я, что их так много! Спасайтесь, кто может!..

Для уверенности хитрюга, вытаращив глаза, первым кинулся бежать в сторону поля. Остальные стрелки направились за ним, выполняя внимательнейше этот приказ. Не собираясь прощать им смерти многочисленных побратимов, татары кинулись вдогонку. Но как только лес закончился, их обидчики неожиданно разделились, а напротив, словно полевые духи, из травы восстали тридцать всадников с нацеленными мушкетами и, подождав, пока степняки очутятся ближе, слаженно грохнули выстрелами. Сразу же из-за спины каждый достал второй мушкет, а выстрелив из него — третий. Татар осталась горстка, но и те не спаслись. С обеих сторон снова наскочили рубаки Христофа, что минуту назад убегали, и преспокойно завершили дело.

Стрелки не помнили себя от радости. Трое, правда, погибли, еще с десяток были ранены, но стольких татар положили! Одновременно сильные голоса воскликнули хвалу сотнику.

— Ну же, ну же, — подгонял их тот, — возвращаемся в лес, за добычей.

Турки, ожидая возвращения своего охранного отряда, сидели на том же месте. Заметив впереди острожские цвета, схватились за оружие, но сразу же его и сложили. Сопротивление и в самом деле было бесполезным.

Христоф подошел к возу и глубоко погрузил руку в сено.

Нащупав там холодные чугунные ядра, он удовлетворенно улыбнулся. С другой стороны были спрятаны бочки, в которых везли порох.

Немного передохнув, сотня со своей добычей и пленными двинулась дальше по дороге. Вскоре впереди действительно внезапно появился пологий холм, откуда прекрасно просматривался Межирич и предместье, что уже курилось черным дымом. Татары слонялись между хатами, ища что-либо ценное или съестное. Поодаль полукругом тянулся лагерь, где готовилась осада.

— Вот и изменило нас счастье, — в отчаянье сказал Данила, созерцая всю эту невеселую картину, — не успели мы до города раньше татар. Как теперь поможем?

Христоф молчал. Они действительно оказались в затруднительном положении. Князь Острожский возлагал на стрелков изрядную надежду, а теперь, если татары их заметят, то вся сотня пропадет ни за чертову душу. В этих обстоятельствах радость переполняла только пленных турок, от чего те мерзко улыбались в свои чернющие усы.

— А ну, разденьте этих сукиных сыновей, — неожиданно приказал курьер.

Стрелки, однако, только удивленно на него зыркнули.