Богдан Коломийчук - Людвисар. Игры вельмож

— Разденьте этих антихристов, — повторил он, — оденемся в их цвета, и как знать, возможно, Господней ласки нам и дальше не хватит.

Воины мигом повеселели, готовы, очевидно, во второй раз положиться на отчаянность и смелость своего начальника. Пока одни сдирали с пленных кафтаны и сапоги, другим Христоф приказал ладить гаубицу. Вскоре все было сделано, и десять новоявленных гармашей лениво расселись на траве. Все остальные сотни спрятались в лесу.

— Что делаем дальше, пане сотник? — спросил турок-Данила у турка-Христофа.

— Будем ждать, пока внизу начнется наступление, а тогда выстрелим в самую гущу, — ответил тот, надевая на голову отобранную ерихонку (шлем). Шлем же оказался великоват, поэтому полетел в бурьян.

— Вот так мы и поможем Карбовнику. Как пропадем, то хоть со славой.

Ждать пришлось с два часа. Передние ряды татар бросились к стенам, напоровшись на огонь из гаковниц. В то время главные силы, держась поодаль, посылали в город тучу за тучей смертоносные стрелы. Гармаши вскочили на ноги. Гаубица давно была заряжена, теперь осталось только как следует прицелиться.

— Готовьте запал! — приказал курьер.

Вдруг со стороны города появился татарский всадник.

— Подождите, — сказал Христоф, — посмотрим, что ему надо.

— Свинца стрелкового, ваша милость, — сердито сказал Данила.

— Жди, — повторил сотник, — пусть подойдет ближе.

Степняк во весь дух мчался к ним, безжалостно погоняя коня, но шагов за двадцать резко остановился.

— Разоблачит нас, аспид, — сказал Данила, — я стреляю.

— Нет, — остановил курьер, — выстрелишь — все пропало. Жди.

Тем временем всадник поднял руки кверху, подавая ими какой-то странный знак.

— Очевидно, это сигнал помогать татарам, — сказал Христоф, — хотел бы я знать, как ему ответить.

— Ваша милость, позвольте, я убью его, — не унимался стрелок.

— Да нет ведь, бесов сын! Татары будут тут, как молния. Какая тогда из нас служба? — сотник поднялся вровень и повторил тот же знак, но наоборот.

Похоже, посланец именно этого и ждал, потому что, одобрительно закивав, кинулся обратно в лагерь.

— Это же надо, угадал! — Христоф вытер пот со лба. — А теперь не теряем времени!

Грохнув несколько раз по цапфе, курьер сам поднес запал, от чего пушка заревела и дыхнула огнем, как черт. Внизу содеялся настоящий ад: земля, люди и кони смешались в один клубок, исполняя мир воплями и проклятиями. Не ожидая ничего подобного с тыла, татарское воинство готово было кинуться наутек, и лишь поводыри бранью и плетьми сдержали его от такого позора. Видимо, им поначалу показалось, что турки просто не попали куда следует, ведь должны же были обстреливать город. Но вот пушка отозвалась снова, положив еще больше степняков. Теперь уже несколько сотен татар отделились и бросились на приступ холма, откуда сеялась их смерть.

Стрелки тем временем тоже не дремали: собрав под пушкой весь порох, что остался, они подожгли фитиль, приготовив таким образом еще один огненный подарок противнику.

— Прощай, сестрица, — с искренней скорбью сказал Христоф и, нежно поцеловав край теплого жерла гаубицы, вскочил в седло.

От взрыва задвигалась земля и мелко затряслись верхушки деревьев. Оглянувшись, стрелки увидели, как высоко в небо взлетели татарские воины, что посылались им на погибель.

— Пусть покоятся в бозе, — сказал курьер, сплюнув набок черной слюной.

— Чтоб я пропал, коли видел в жизни большего счастливца и сорвиголову, чем ваша милость, — сказал Данила скорее испуганно, чем восторженно.

— Погоди, — ответил Христоф, — вот пробьемся в Межирич, то, может, так оно и будет.

Сотня снова соединилась и, не теряя времени, кинулась к главным воротам, пока среди татар не утихла паника. Степняки все больше отступали от стен, где ободренные защитники выкатили два фальконета, расширив таким образом угол обстрела.

Как только стрелки клином врезались в татарскую гущу, огонь со стен прекратился, зато приоткрылись ворота, откуда сыпанули казаки и бросились им на подмогу. Впрочем, татары, похоже, предпочли отступить и привестись в порядок, чем в дальнейшем тратить силы и воинов. Они закрепились на безопасном расстоянии, стягивая в груды мертвых и раненых.

— Недаром ты, брат, нам в поле встретился! Теперь вижу, что недаром! — промолвил Карбовник, радостно загребая Христофа в объятия. — Надо бы нам с тобой по доброй чарке, но никогда. Те псы не надолго отступили.

— Если пообещаешь рюмку каждому из нас, то мы перестреляем пол-орды за один прицел, — улыбнулся курьер, кивая на свою сотню.

— Эт, за кружками и бочками дело не станет! — расхохотался казак.

— Слышите, панове, его милость слово дал! — воскликнул Христоф.

Стрелки весело зашумели, словно гости на празднике. Складывалось впечатление, что эти люди сделаны из железа, ибо, едва передохнув, они снова выстроились за частоколом, готовы к новой битве.

Татары вскоре действительно подступили к городу смертоносной волной, кое-где перепрыгивая ров и отчаянно бросаясь на защитников. Но те, уже познав их крови, и утроенной силой давали отпор…

День закончился неудачно для нападавших: город устоял, и даже монастырь, где укрепления были не такими мощными, не поддался. Татары во второй раз отступили, очевидно, с намерением утром снова поискать счастья. Впрочем, и ночь обещала быть беспокойной.

Сон не шел Христофу, хотя усталость, казалось, должна была взять свое. Отпустив часового с Полудневой башни, он стал на его место. Солдат, благословив курьера, разлегся неподалеку на старой соломе и моментально сладко захрапел, словно спеша как можно больше поспать, пока сотнику не надоест стоять вместо него на страже. Однако воину сама мысль про сон была враждебной, и он гнал ее подальше от себя.

Было за полночь, когда под настилом курьер услышал сначала какую-то возню, а затем стук, словно кто-то просил ему открыть. От неожиданности мужчина вскочил в полный рост. Чего угодно он ожидал со всех сторон, но не просто из-под ног. Между тем, стук повторился, несколько смелее. Христоф лег грудью на пол и прислушался. Снизу доносился чей-то приглушенный голос:

— Эй, сторож, эй… отзовитесь… кто-нибудь… отзовитесь, бесовы дети…

— Чего там кому надо? — спросил курьер, вытягивая саблю.

— Слава Всевышнему, — обрадовался голос. — Я уж думал, что там все уснули, как мухи.

— Кто ты? — спросил Христоф, нисколько не разделяя радости незнакомца.

— Важно не то, кто я, а что могу сказать, — нетерпеливо сказал голос.

— Скажи, кто ты, курвий сын, и как туда попал, — отрубил сотник, потеряв за последние сутки любое терпение.

— Нас тут двое, мы узники, — сердито ответил незнакомец, — а что сидим при самой земле, то слышим, как басурмане делают подкоп. Коли не веришь, то иди к нам и сам послушай.