Кейт Мосс - Огненные палаты

– Некогда тут прихорашиваться, – оборвала ее мадам Монфор, – и так сойдет. Ты должна думать исключительно о Боге, Маргарита, а не о том, как ты выглядишь. Не опаздывай!

Пожилая женщина потерла четки матери Мину между пальцами, потом швырнула их обратно на ночной столик с таким пренебрежительным видом, что в этот момент Мину ее возненавидела.

Она вышла. Мину пинком захлопнула за ней дверь.

– «Не опаздывай! – передразнила она. – У нас, в Тулузе, главное – это общая молитва».

Она провела гребнем по волосам, потом наскоро заплела их в две небрежные косы, прежде чем поглядеться на себя в оконное стекло. Ее дурное настроение как рукой сняло. Каковы бы ни были намерения мадам Монфор, одолженное платье ей шло. Хотя лиф, как она и думала, оказался слишком широк, а подол юбки был в заломах там, где его пришлось отпустить, бархат был изумительным на ощупь и благородно блестел. Мину была не тщеславна, однако, покружившись перед оконным стеклом, она залюбовалась собственным отражением.

Когда она только приехала, тетка в знак приветствия подарила ей расшитый красный плащ, и Мину носила его почти каждый день. Однако к коричневому платью подарок не подходил, и она решила надеть вместо него свой собственный зеленый дорожный плащ. Сняв его с крючка на двери, Мину с досадой обнаружила, что он забрызган грязью, которую до сих пор не отчистили.

Она разложила плащ на столе и, вооружившись жесткой сапожной щеткой, принялась энергично орудовать ею, пока щетинки не застряли в чем-то, а плотная шерсть не собралась складками. Она сунула нетерпеливые пальцы за подкладку, чтобы избавиться от препятствия, и достала письмо с красной печатью: инициалами «Б» и «П» и кошмарным чудовищем с когтями и раздвоенным хвостом. На нем большими печатными буквами было написано ее полное имя: «МАДЕМУАЗЕЛЬ МАРГАРИТЕ ЖУБЕР».

В одно мгновение Мину перенеслась в тот день, когда вытащила это письмо из-под коврика перед входом в отцовскую лавку. С гулко бьющимся сердцем она вспомнила, как собиралась поговорить с отцом. Но водоворот событий, сначала остатка того же дня, а потом последующего за ним, так закрутил ее, что письмо начисто вылетело у нее из головы. Просто поразительно, что оно все это время пролежало за подкладкой ее плаща!

ОНА ЗНАЕТ, ЧТО ВЫ ЖИВЫ .

Мину сжала листок в руке, вновь задавшись вопросом, кто и зачем это написал, потом сунула его под матрас.

Со времени своего приезда в Тулузу Мину дважды писала отцу и платила бродячему торговцу, чтобы отвез ее письмо. Он был каркасонец, так что она очень надеялась, что письма дошли до адресата, хотя никакого ответа пока так и не получила. И все равно она решила, что сегодня же вечером напишет отцу снова и спросит, что он думает об этом непонятном загадочном послании.

Впервые за все время с тех пор, как она приехала в Тулузу, Мину охватила острая тоска по дому.

Пит выглянул в свое окно в частом переплете, выходившее на улицу Пенитан-Гри, и увидел одни лишь тени. Согбенная женщина медленно расхаживала туда-сюда, прижимая к груди плетеную корзину, полную лиловых фиалок. Двое студентов, оглянувшись по сторонам, чтобы убедиться, что за ними никто не наблюдает, постучались в дверь протестантской книжной лавки. Ничего необычного, все как всегда.

И тем не менее…

Последние несколько недель Пита не оставляло ощущение, что за ним следят. По дороге от своей квартиры в дом призрения на улице Перигор и обратно и по пути в храм и из храма он то и дело чувствовал на себе чей-то взгляд и тревожный холодок под ложечкой.

– Что-то не так? – спросил Маккон. – Вы кого-то ждете?

– Нет. Я надеялся по меньшей мере получить весточку. Это не важно. – Пит доставил письмо несколько дней тому назад и рассчитывал уже получить ответ. Он обернулся. – Прошу прощения, Маккон. Хозяин из меня никудышный. – Он взял со стола кувшин с вином. – Позвольте наполнить ваш бокал?

– Спасибо, не надо. – Маккон принялся теребить торчащую из его черного плаща нитку. – Скорей бы уж этот день кончился.

– В котором часу похороны?

– В полдень.

Женщина, которую предстояло хоронить, была женой самого щедрого покровителя храма, протестантского купца, с которым Маккон успел сдружиться.

– Похоронная процессия пройдет через предместье Сен-Мишель на наше кладбище у Вильневских ворот.

– Жан Баррель будет присутствовать?

– Да. Хотя он не одобряет католических ритуалов, муж покойницы хочет, чтобы ее уход каким-то образом почтили. Он попросил пастора Барреля произнести молитву в храме, когда ее будут предавать земле.

– Рад это слышать, – сказал Пит. Маккон ему нравился – настолько, что он даже пригласил его сегодня к себе в гости. В дом призрения он его пока не водил, хотя был бы не против. И все равно Пит осторожничал. Любому голландцу или французу ему достаточно было лишь посмотреть в глаза, чтобы понять, что перед ним за человек. Но англичанин? Слишком уж много оставалось недосказанным за тем, что они говорили вслух.

– Вы не разделяете позиции Барреля?

Пит пожал плечами:

– Я знаю, что Кальвин порицает подобные пережитки прошлого, но считаю, что эти ритуалы нужны нам, тем, кто остается здесь, ничуть не меньше, чем тому, кто ушел от нас в лучший мир. Что в них плохого?

Маккон покачал головой:

– Да что в них может быть плохого?

Некоторое время оба молчали, хмурясь и глядя помрачневшими взглядами прямо перед собой.

– Вы провели студенческие годы здесь, в Тулузе? – спросил Маккон.

– Да. – Пит прислонился к подоконнику. – А почему вы спрашиваете?

Англичанин пожал плечами:

– Да так. Из любопытства. Ваши познания в вероучении и в праве глубже, чем у большинства обычных солдат. И рабочих. – Он кивнул на одежду Пита. – Вы знаете город как свои пять пальцев и говорите о событиях прошлого, как будто сами были их свидетелем. – Маккон помолчал. – Люди вас слушают. Они пойдут за вами, если вы решите повести их за собой, Жубер.

Чужое имя все еще резало Питу слух. Несколько раз он порывался сказать Маккону правду, но все никак не подворачивался подходящий момент.

– В Тулузе есть такие лидеры, как Со и Юно, – сказал он. – Меня вполне устраивает идти за ними и нести служение в другой области.

– Как идут дела в доме призрения?

– Мы страшно переполнены, – ответил Пит. – Столько женщин и детей осталось без средств к существованию. Это все по большей части беженцы, спасающиеся от столкновений на севере, но мы даем приют и прочим страждущим из нашего города. – Он пожал плечами. – Делаем что можем.

– Это достойный труд.

Пит отхлебнул из своего кубка.

– В порядке удовлетворения вашего любопытства скажу, что я действительно учился в Тулузе, но в Коллеже-де-Фуа, а не в университете. – Он рассмеялся при виде изумленного выражения на лице англичанина. – Да, годы моего становления я провел в обществе монахов, священнослужителей и самых благочестивых – чтобы не сказать отъявленных – сыновей из привилегированных тулузских семей. Многие из них прямо со студенческой скамьи приняли сан, даже толком не попробовав жизни, другие впряглись в семейное дело или стали управлять отцовскими поместьями. – Он развел руками. – Но это было хорошее образование. Мне грех жаловаться. Я надеялся стать адвокатом или нотариусом, но моим надеждам не суждено было сбыться.