Кейт Мосс - Огненные палаты

– Я присоединюсь к вам в храме позднее, после похорон, – пообещал он.

– Хорошо. Буду вас ждать. – Маккон подошел к двери. – Только, Пит, если вы все-таки отважитесь выйти на улицу, возможно, вам имеет смысл что-то сделать с этим. – Он постучал пальцем по своей голове. – С такими волосами вы вполне могли бы быть кузеном нашей королевы Бесс.

Пит взглянул на свои руки и увидел, что пальцы у него все в угольной пыли. Природный рыжий цвет пробивался сквозь маскировку, и на бороде тоже.

– В какие же странные времена мы живем, Маккон, если человек не может ходить в том виде, каким создал его Господь? – рассмеялся он.

– Когда вернется Мину? – в десятый уже раз за день спросила Алис, прежде чем ее вновь скрутил очередной приступ кашля.

– Ш-ш-ш, дитя.

Мадам Нубель держала перед лицом девочки миску с горячей водой с тимьяном. Мадам была обеспокоена. Кожа Алис приобрела меловую бледность, а под глазами залегли темные тени.

– Я скучаю по ней. И по папе тоже.

– И я.

– Они вернутся обратно до праздника Вознесения?

– Мину приедет, как только сможет.

– Но она пообещала, что я смогу вместе с ней пойти на всенощное бдение в собор. И что я смогу не ложиться спать всю ночь, потому что я уже большая.

– Если она не успеет вернуться, я тебя отведу.

– Я хочу пойти с Мину, – прошептала Алис и нахохлилась.

– Апрель скоро закончится, за ним будет май. Время пройдет быстрее, чем тебе кажется. Представь, сколько всего тебе нужно будет рассказать Мину, когда она вернется домой. И папе тоже. А как они обрадуются, когда увидят, как ты подросла, по крайней мере вот на столько? – Она рукой показала уровень в воздухе и была вознаграждена улыбкой. – Наверняка в самом скором времени мы получим от нее еще одно письмо. Она напишет нам о своей роскошной жизни в Тулузе.

– А она возьмет меня к себе?

– Посмотрим, – улыбнулась мадам Нубель. – Разве ты не самая любимая ее сестра?

– Я ее единственная сестра, – ответила Алис, по обыкновению, но мадам Нубель видела, что мысли ее заняты чем-то другим.

Глаза у малышки начали слипаться. Пестрый котенок, взятый из Бастиды, чтобы Алис было веселее, запрыгнул на кресло. В кои-то веки мадам Нубель не стала его сгонять.

Всю прошлую ночь Алис практически не сомкнула глаз и так сильно кашляла, что мадам Нубель начала подумывать, не послать ли весточку Мину. Она не хотела тревожить ее без веской причины, и потом, Эмерику в Тулузе ее присутствие необходимо было ничуть не меньше, чем Алис – здесь, в Каркасоне. И тем не менее она не простит себе, если малышка…

Пожилая женщина отогнала эту мысль. Алис не умрет. Это все тоска по родным, это она подтачивает ее силы. С каждым днем погода становилась все лучше и лучше. Скоро и Алис пойдет на поправку.

Мадам Нубель обвела взглядом кухню: пустое кресло Бернара, рогатка Эмерика и книга Мину, аккуратно убранные в уголок. Может, лучше все-таки им с Алис перебраться к ней в дом? Там девочка не будет так остро чувствовать отсутствие родных, как здесь, где ей о них напоминает каждая мелочь. Возможно, там она немного воспрянет духом.

В кухню, на ходу развязывая свой фартук, вошла Риксенда:

– Еще какие-нибудь распоряжения будут, сударыня, пока я не ушла? Может, малышке что-нибудь нужно?

Мадам Нубель покачала головой:

– Теперь, когда кашель прекратился, ей уже лучше. Она скучает по сестре.

– Мадемуазель Мину ей вместо матери, – сказала Риксенда, вешая фартук за дверь. – Что нового слышно о хозяине? Когда он вернется?

– Это не твое де… – прикрикнула было мадам Нубель, но потом взяла себя в руки. – Если месье Жубер не вернется к десятому числу, Риксенда, я сама выплачу тебе, сколько причитается. На этот счет можешь не волноваться.

Риксенда вздохнула:

– Благодарю вас, сударыня. Я не стала бы спрашивать, но мне нужно кормить семью, и…

– Ты получишь то, что тебе причитается.

Мадам Нубель вышла посидеть на солнышке на заднем дворе и решила, что повременит пока писать Мину, – во всяком случае, пока не получит вестей от Бернара. Он отсутствовал уже третью неделю. Добрался он уже до Пивера или нет? Слабое здоровье и суровая погода в горах могли задержать его в пути. Интересно, остался в деревне кто-то, кто еще их помнил?

Алис уснула. Мадам Нубель погладила ее по голове, с облегчением отметив, что на ее щечки возвращается краска, и негромко затянула старинную колыбельную:

– Hie, hie. – Бернар Жубер прищелкнул языком, и его старая буланая кобыла Канигу грузно перескочила через канаву и потрусила дальше.

Одежда Бернара и притороченные к седлу сумки были все в грязи, белые «чулочки» над копытами его лошади давным-давно перестали быть белыми. Болезненные язвы на его ногах – последствие январского пребывания в тюрьме – вновь открылись, натертые движением седла из-за скачки по неровной земле.

Они выехали из Шалабра с первыми лучами солнца. Оставалось проделать последний отрезок пути. Впервые за все время погода им благоприятствовала. На многих перекрестках появились импровизированные алтари; перед ними, перевязанные яркими ленточками, лежали скромные букетики розовых колокольчиков и голубых незабудок. Там и сям виднелись связанные из пучков соломы кресты, знаменующие Вербное воскресенье, и записочки с молитвами на старом языке их края. Покрытые редколесьем древние холмы являли собой смесь зелени и серебра, и повсюду вокруг слышалось ликующее птичье пение.

Покинув Каркасон, они с верной кобылкой проделали примерно пятнадцать лье, держа путь на юг, туда, где белели вдалеке заснеженные вершины Пиренеев. Они преодолевали дождь и мокрый снег, переправлялись вброд через разлившуюся Од и Бло, дрогли на лютом ветру трамонтане. Нередко дороги оказывались местами практически непроходимы, а на других участках были разбиты зимними колесами подвод и телег. На подходе к Лиму Канигу захромала, и Бернар потерял неделю, дожидаясь, когда у нее заживет надкопытье.

Повсюду, где бы он ни останавливался на ночлег, царила атмосфера настороженности. Суженные глаза, подозрительные взгляды. Чужакам нигде не были рады. Зима была долгой и суровой, одной из худших на памяти живущих. Скудость еды не способствовала благодушию. Не раз Бернар ловил на себе завистливые взгляды, когда вытаскивал из кошелька монетку.

Но было и нечто большее. Запах страха. Слухи о резне гугенотов в Васси достигли даже этих удаленных деревушек в глуши От-Валле. Возможность стать жертвой доноса пугала каждого; человека могли вздернуть за не ту молитву, за то, что преклонил колени не перед тем алтарем. Оставалось лишь держать свое мнение при себе и надеяться, что пронесет.