Кейт Мосс - Огненные палаты

На следующее утро он проснулся, терзаемый стыдом и раскаянием, и поклялся, что этого больше никогда не случится. Несколько дней он держал слово. А потом была еще одна ночь, за ней третья и четвертая. Он думал, что их связь закончится, когда Церковь призвала его обратно, хотя и знал, что будет скучать по тому блаженству, которое она ему дарила. Их разделяли горы, холмы и дороги. И все же она приехала. Она была здесь, в Тулузе, в двух шагах от дома капитула. Она ждала его.

Он едва ли мог позволить себе какие-то толки и скандалы. То, что можно было сохранить в тайне в стенах замка, высившегося над деревушкой в горной глуши, никогда не удалось бы утаить здесь, в Тулузе. Здесь на него были устремлены все взоры. Его действия, слова, то, как он держал себя на публике, – все это было предметом пристального внимания. Видаль полагал, что у него есть все шансы быть провозглашенным следующим епископом Тулузским, и был совершенно уверен, что, несмотря на свою молодость, сможет заручиться достаточной поддержкой в Риме, чтобы вскоре после этого его назначили кардиналом.

Нет, этой связи необходимо было положить конец, но действовать следовало осмотрительно и в рамках благопристойности. Они должны остаться друзьями, поскольку, хотя она была всего лишь женщиной, нажить себе в ее лице врага он совершенно не хотел бы. Ведь это сила ее характера привлекла его. Он решил, что сегодня же отправится к ней, но лишь для того, чтобы сказать, что их связь не может больше продолжаться.

Мысли Видаля, как это часто бывало, перескочили на плащаницу. Предложение Боналя предъявить фальшивую реликвию (и пусть кто-нибудь попробует отличить ее от подлинной) продолжало соблазнительно звучать у него в ушах.

Он покачал головой. Это отпечаток тела Сына Божьего наделял святыню могуществом, это он был источником исходящей от нее благодати. Фрагмент, который находился в его распоряжении, пусть даже подделка и была исключительно искусной, представлял собой всего лишь кусок полотна, и ничего более. Копия не могла творить чудеса.

И все же эта идея не до конца его покинула.

Видаль призвал к себе слугу, переоделся в темную сутану и черный плащ, в котором он мог остаться неузнанным, и двинулся в путь в сопровождении Боналя, все еще потрясенный тем, что она поселилась в такой близости от епископского дворца. К счастью, в это время большинству его братьев-священнослужителей надлежало быть на молитве.

Тот самый дом в тупике Сен-Анн был хорошо знаком ему по рассказам. Нижний его этаж был сложен из обычного для Тулузы красного кирпича, тогда как верхние, глинобитные, крест-накрест пересеченные деревянными балками, были облицованы розовой штукатуркой. С обратной стороны к дому примыкал небольшой внутренний дворик, где она обещала его ждать.

У калитки он остановился.

– Будь начеку, я скоро вернусь, – приказал он Боналю.

– У вас назначена встреча с месье Дельпешем через…

– Я прекрасно об этом помню.

Бональ скрылся, а Видаль застыл, не решаясь войти. А потом у яблони, уже окутанной тончайшей дымкой первых весенних цветов, распустившихся на кончиках ветвей, он увидел ее, и сердце едва не выскочило у него из груди. Подсвеченная сзади солнцем, она показалась ему темным ангелом в ореоле своих черных и блестящих, точно гагат, непокорных волос. Видаль понимал, что ему следовало бы бежать отсюда без оглядки.

Но в этот миг она вскинула глаза, и ее лицо озарилось радостью. Противиться этому зову он был бессилен.

Видаль толкнул калитку и вошел в сад.

– Я боялась, что ты не придешь, – произнесла она, когда он поравнялся с ней.

– Мне нельзя задерживаться.

Он ощутил, как кончики ее теплых пальцев скользнули по его пальцам, потом нежно сомкнулись вокруг запястья.

– Тогда я прошу у тебя прощения за то, что писала тебе, хотя обещала не делать этого, но я должна была тебя увидеть.

– Нас кто-нибудь увидит, – пробормотал он, глядя на окна, выходящие во двор.

– Тут нет никого, кроме нас, – отозвалась она, усиливая хватку. Вторая ее рука пробралась под складки его сутаны. – Я об этом позаботилась.

– Бланш, нет, – выдохнул он, пытаясь отстранить ее.

Она склонила голову набок, и он почувствовал запах ее духов. Внутри его немедленно всколыхнулось желание, но он попытался не поддаваться ему.

– Почему ты так неласков со мной? – спросила она. – Неужели ты не скучал по мне? Неужели тебе не хотелось моего общества, мой повелитель?

– Это слишком опасно. Люди здесь, в Тулузе, не настолько поглощены собственными делами, чтобы ничего не видеть. Ситуация щекотливая, – упрекнул он ее. – Я не могу оказаться замешанным ни в чем предосудительном.

– Как это может быть предосудительным? – промурлыкала она, практически касаясь губами его уха.

– Ты знаешь почему. Я дал обет целомудрия…

– Противоестественный обет, – прошептала она, – который древние Отцы Церкви не обязаны были соблюдать.

Как всегда, глубина ее теологических познаний поразила его. Он считал, что женщине не подобает рассуждать о подобных вещах, и тем не менее это произвело на него впечатление.

– Теперь все иначе.

– Не настолько.

Видаль взял ее за локти и попытался отстранить от себя. Но каким-то образом она умудрилась все равно прижаться к нему, так близко, что он чувствовал биение ее сердца. Жаркая волна вновь поднялась откуда-то из глубины и накрыла его с головой.

– Я чем-то обидела тебя? – пробормотала она. – Когда ты в прошлый раз покинул меня, твои слова были теплыми. Полными любви.

– Я дал клятву любить одного лишь Господа.

Она рассмеялась звонким серебристым смехом. Видаль попытался представить себе древних святых, их стойкость перед лицом искушения.

– Это грех, – попытался выговорить он. – Мы преступаем мои обеты и твои брачные обеты перед мужем.

– Я и приехала затем, чтобы сообщить тебе, – сказала она, теребя ленту на шее. – Мой муж умер и погребен, да упокоит Господь его душу. – Она перекрестилась. – Я больше не принадлежу никакому мужчине.

Видаль обнаружил, что держит ее прекрасное лицо в ладонях.

– Умер? Вот так неожиданность.

– Это не было неожиданностью. Он давно уже был слаб здоровьем.

– Прости, что меня не было рядом в момент столь тяжкой утраты.

Она опустила глаза.

– По крайней мере, мой муж теперь избавлен от страданий, – произнесла она. – Он в лучшем мире. Я скорблю по нему, но его кончина дает мне свободу дарить любовь, кому я пожелаю.

– Бланш, ты упорно продолжаешь неверно истолковывать мои слова. – Он собрался с духом. – Ты, возможно, и освободилась от своих брачных уз, но я не освободился от своих. Мои душа и сердце принадлежат Богу, и ты это знаешь. Мы больше не можем встречаться.