Леонид Рахманов - Повести разных лет

К у п р и я н о в. Нет, Гуляш…

П о л е ж а е в. Не было. (Опять занялся статьей.)

К у п р и я н о в (огорченно) . Значит, не тот. Профессор, да не тот. Бывает.

П о л е ж а е в (отдает ему статью) . Кто не тот? Вот передайте, пожалуйста, кому следует.

К у п р и я н о в. Есть. (Уходит.)

П о л е ж а е в (кричит ему вслед) . Не потеряйте!

Захлопнулась дверь. Марья Львовна гремит засовами.

В о р о б ь е в. Вы… ему доверили вашу статью?

П о л е ж а е в. А что? Он же с оружием. Уж у него не отнимут мазурики. (Похлопал по рукописи, лежащей на столе, которую дал Воробьеву еще до обыска.) Посмотрим, как вы понесете завтра вот эту штуку. Вас бы только никто не ограбил. (Бережно передает рукопись Воробьеву; тот бережно ее принимает.) Да нет, вы чувствуете? Ведь это та самая, которую я до войны начал. (Грустно.) Миша мне помогал. А теперь вы один у меня остались… помощник.

Пауза.

Воробьев стоит с рукописью.

И зачем вам понадобилось свою ерунду мне давать читать? Разозлили меня не вовремя.

В о р о б ь е в. Дмитрий Илларионович…

П о л е ж а е в. Не обижаться! Все-таки я родился завтра. Мне многое позволительно. (Подмигивает Марье Львовне.) Ничего, ничего, Маша, отпразднуем!

За окном пулеметная очередь. Все замерли. Короткая пауза, и опять.

М а р ь я Л ь в о в н а. Дима!

П о л е ж а е в. Ну и что? Мы им не помешаем.

З а н а в е с.

Та же столовая и вместе гостиная. Стол раздвинут во всю длину комнаты. П о л е ж а е в в праздничном сюртуке и М а р ь я Л ь в о в н а в нарядном платье накрывают стол скатертью.

П о л е ж а е в. Слева, слева заходи… Ну что же ты! Тяни за левый угол. Вот, а теперь криво. Тяни за правый угол. Заходи справа, справа заходи.

М а р ь я Л ь в о в н а. Дима, оставь, я сама.

П о л е ж а е в. Что значит — сама? Кто именинник: я или ты?

М а р ь я Л ь в о в н а. Ты. Ну и сиди как именинник.

П о л е ж а е в. Хорошо. (Демонстративно садится в угол. Через минуту не выдержал.) А ты всех позвала? Телефон-то молчит. Кумовых пригласила?

М а р ь я Л ь в о в н а (расставляет приборы) . Да.

П о л е ж а е в. Кислицына?

М а р ь я Л ь в о в н а. Да.

П о л е ж а е в (перечисляет по пальцам) . Грум-Гржимайло? Семенова? Буша? Пршедецкого? Великатова? Гуляша?.. Тьфу, матрос меня спутал… Каллаша?

М а р ь я Л ь в о в н а. Да, да, да.

П о л е ж а е в. Молодец! А Тихона Алексеевича?

М а р ь я Л ь в о в н а. Боже мой, ну конечно. Да если бы вдруг не позвала, что он, сам не знает? Тридцать лет ходит.

П о л е ж а е в. Тридцать лет, тридцать лет… Нынешний год особенный.

М а р ь я Л ь в о в н а. А что особенного? Свету нет? Так, может, будет еще сегодня. А хорошо бы. К ужину. Хотя знаешь… (Смеется.) В темноте не так совестно… угощать картошкой… (Серьезно.) Ботаник, ты бы хоть салат вывел — весь ноябрь я тебя об этом прошу.

Полежаев вдруг срывается с места.

Ты куда?

П о л е ж а е в. На угол, за газетой.

М а р ь я Л ь в о в н а. Викентий Михайлович принесет.

Г о л о с П о л е ж а е в а (уже из прихожей) . Не могу я больше ждать. Теперь уж не только утренние, а вечерние вышли. До сих пор свою статью не читал.

Хлопнула дверь, Марья Львовна расставляет на столе приборы. Три стука в дверь. Бежит открывать.

Г о л о с М а р ь и Л ь в о в н ы. А Диму разве не встретили?

Г о л о с В о р о б ь е в а. Он пробежал мимо. Я пытался догнать, окликнул, никакого внимания.

М а р ь я Л ь в о в н а (входит) . Увлечен идеей купить газету. Прямо пылает.

В о р о б ь е в (идет за ней, холодно) . Почему так вдруг загорелся?

М а р ь я Л ь в о в н а. Ну, я не знаю. Вероятно, желание автора увидеть свое произведение напечатанным.

В о р о б ь е в. Это у профессора Полежаева такое желание? Его труды напечатаны на шести языках…

М а р ь я Л ь в о в н а. А вы все еще кипите?

Воробьев молчит.

Все из-за вчерашнего?

Воробьев молчит.

Почему молчите, как Бочаров? Хотя Бочаров-то молчал, молчал, а оказался вдруг агитатором. Может, и вы…

В о р о б ь е в (резко) . Не говорите мне о Бочарове.

М а р ь я Л ь в о в н а. Почему?

В о р о б ь е в. Я ему никогда не прощу. Он отнял у меня Полежаева.

М а р ь я Л ь в о в н а. С ума сошел! Да Бочарова уже год как в живых-то нет, может.

В о р о б ь е в. Все равно.

М а р ь я Л ь в о в н а (вспылив). Ах, вам все равно?

Воробьев хочет что-то сказать.

Молчите лучше.

В о р о б ь е в. Хорошо. Тогда вот. (Достает из кармана газеты, протягивает их Марье Львовне.)

М а р ь я Л ь в о в н а. Газеты? Спасибо. Я говорила Диме, что вы принесете.

В о р о б ь е в (помогает ей развернуть газету и тычет пальцем в столбец) . Вот, пожалуйста.

М а р ь я Л ь в о в н а (близоруко) . Что такое?

В о р о б ь е в. Читайте.

М а р ь я Л ь в о в н а. Очки.

Воробьев подает ей очки.

(Читает.) «С грустной иронией мы должны заметить, что если бы это не было злым кощунством, позволительным лишь бульварному юмористическому листку, мы заключили бы в траурную рамку наше сегодняшнее сообщение. Поистине глубокую скорбь может вызвать подобное ослепление знаменитого ученого, в свои семьдесят с лишним лет перешедшего в стан насильников и врагов культуры». Это про Диму?

В о р о б ь е в. Читайте дальше.

М а р ь я Л ь в о в н а. Да как они смеют?! Траур! В день юбилея.

В о р о б ь е в. Это не все, Марья Львовна. (Подает ей другие газеты.) Вот, пожалуйста.

М а р ь я Л ь в о в н а. О нем? Эти дикие заголовки?

В о р о б ь е в. Да, к сожалению.

М а р ь я Л ь в о в н а. Боже мой, не показывайте ему…

В о р о б ь е в. Не забывайте, что он сам пошел за газетами.

М а р ь я Л ь в о в н а (с надеждой) . Но он ведь пошел за той, где напечатана его статья.

В о р о б ь е в. За этой? (Достает из кармана еще одну газету.)

М а р ь я Л ь в о в н а. Да, да. А те, быть может, не попадутся ему на глаза.

В это время хлопнула дверь. Марья Львовна прислушивается. В прихожей два голоса: мальчишеский бас и мальчишеский дискант.

П е р в ы й г о л о с. Профессор — шпион! Профессор — шпион!

В т о р о й г о л о с. Бывший знаменитый ученый продался большевикам. Бывший знаменитый ученый!..

В о р о б ь е в (испуганно) . Кто это?

М а р ь я Л ь в о в н а. Это Дима. Значит, уже знает сам.

П о л е ж а е в (показывается из прихожей, мрачно) . Слыхали? Похоже кричат газетчики? На каждом углу. Хотите еще?

Марья Львовна и Воробьев молчат. Полежаев, усталый, садится в кресло. Увидел газеты.

А, вы уже читали? (Воробьеву.) Что вы на это скажете?

В о р о б ь е в. Я?..

П о л е ж а е в. Хотя вы ничего не скажете. (Отвернулся.)

В о р о б ь е в. Скажу.

П о л е ж а е в. Интересно, что…

В о р о б ь е в. Что подло травить вас сразу же за один необдуманный шаг.