Леонид Рахманов - Повести разных лет

Д а р в и н. А вы, Лайель, не испытываете зависти, смотря на корабль?

Л а й е л ь. Я уже слишком стар, чтобы завидовать путешественникам.

Д а р в и н. Я тоже. Значит, мы завидуем их молодости.

Л а й е л ь (упрямо) . Я говорю — нет. Всякому овощу свое время.

Д а р в и н (задумчиво) . Пожалуй, я этого не скажу. Я приехал сюда накопить здоровья, но кажется, больше хотел бы вернуть молодость. Отлично помню, как я сам отправлялся в плавание. Тогда был настоящий ураган. Наш десятипушечный бриг три раза отбрасывало обратно в гавань, пока наконец удалось выйти в открытое море. Моряки уверяли, что это происходило оттого, что кто-то держал черную кошку под лоханью… Не скрою, когда наш старый «Бигль» начинал скрипеть, сердце у меня тоже поскрипывало… Стоило бороться с плохим отношением капитана Фиц-Роя к моему носу, чтобы пойти на дно у самого дома!

Лайель удивленно смотрит на широкий нос Дарвина.

Разве я вам не рассказывал о моем главном затруднении? Меня не хотели брать на корабль. Капитан был убежденным физиономистом и очень долго сомневался, обладает ли юноша с таким носом, как у меня, энергией и решимостью, необходимыми для кругосветного путешествия.

Л а й е л ь (сочувственно похлопывая Дарвина по спине) . Впоследствии, думаю, он имел случай не раз убедиться, что ваш нос обманул его. У вас достало решимости не только на путешествие, вы сделались ученым!

Д а р в и н. Вы же знаете, что этим я гораздо больше обязан вам, дорогой Лайель.

Л а й е л ь. Право?

Д а р в и н. Я взял с собой на корабль две книги, одной из них были ваши «Основы геологии». Для меня эта книга оказалась настоящим откровением. Да и для всех также. Можно сказать, вы потрясли науку о земле действительно до самых ее основ. Помните, какой это произвело шум?

Л а й е л ь (с удовольствием) . Еще бы! Я думал, я сам погибну от этого землетрясения. Меня чуть не объявили еретиком. Если бы такой способ не вышел из моды, меня бы сожгли на костре. Но… вот прошло уже около тридцати лет, а я жив!

Д а р в и н. Теперь вы станете жить вечно, вашу теорию преподают в школах. Должно быть, рассматривают ее как поправку к священному писанию…

Л а й е л ь. Да. Гм… А вторая книга? Вы сказали, что взяли с собой две книги?

Д а р в и н. Второй была как раз Библия. Ведь тогда я еще собирался стать священником. Лишь ваша книга натолкнула меня на иные мысли.

Л а й е л ь. Слуга покорный! Представляю, как ополчатся на вас священники за те мысли, что вы собираетесь развить в своей теории.

Д а р в и н. А я им скажу, что я только применил к биологии ваши мысли и методы… Это та же самая теория развития и тот же принцип: никогда не придумывать неизвестных сил для объяснения явлений, которые объясняются известными нам силами.

Л а й е л ь. Не знаю, не знаю. На словах ваша теория меня ни разу не убеждала. А в книге, как видно, вы ее еще не скоро изложите.

Д а р в и н (с сожалением) . Мне не хватило и двадцати лет, чтобы подкрепить ее всеми возможными фактами. Я уж хочу быть вполне добросовестным.

Л а й е л ь. Вы слишком медлите, это также никуда не годится.

Д а р в и н (задумчиво смотря на морского офицера, вышедшего из шлюпки и прохаживающегося у самой воды, крепко держа шляпу за поля) . Позавчера дул такой же ветер от берегов Франции, и знаете, что я увидел? Семена чертополоха летели прямо в глубь Англии. Я сказал себе: господи помилуй, как много, должно быть, чертополоха растет во Франции! В воображении я уже писал вам об этом письмо… Но когда я обогнул мыс, я увидел за ним на берегу целую полосу отечественного чертополоха. Каждая большая волна уносила с собой далеко в море семена цветов. А потом они возвращались по воздуху, ветер поднимал их вместе с брызгами. Видите, как опасно опубликовывать торопливые выводы, дорогой Лайель?

Л а й е л ь. Как раз я это всегда говорил вам.

Д а р в и н. А я всегда слушал вас.

Л а й е л ь. Напрасно.

Д а р в и н. Почему?

Л а й е л ь. Потому, что идеи тоже носятся в воздухе. Кончится тем, что кто-нибудь вас опередит.

Дарвин заметно уколот, качает головой. М о р с к о й о ф и ц е р подходит к ним.

О ф и ц е р. Простите, вы кого-нибудь ждете?

Л а й е л ь. Ждем? Нет.

О ф и ц е р. Значит, мне показалось… (Вытаскивает часы и, ворча что-то про себя, отходит.)

Л а й е л ь. Не знаю, почему ему показалось… (Резко поворачивается к Дарвину.) Вы мне не ответили на мое замечание.

Д а р в и н (спокойно) . Что меня могут опередить? Ну что ж! Ведь вы до сих пор не согласны с моими выводами, по-видимому мне не суждено вас убедить… Пусть это сделает другой. Я только не понимаю, зачем вы уговариваете меня опубликовать мой труд.

Грустно и выжидательно глядит на Лайеля, сердито рассматривающего сквозь очки, потом через лупу поднятый им с земли камень.

Л а й е л ь. Я уважаю ваше огромное трудолюбие, с каким вы собрали невероятное количество примеров и фактов: уже одна справедливость требует одобрения такой деятельности, но… (ворчливой скороговоркой) если следовать за вами в ваших выводах, можно договориться, чего доброго, до того, что люди произошли от обезьян!..

Дарвин не успевает ответить. На набережной появляется А л ь ф р е д У о л л е с, высокий блондин, и его помощник Ч а р л з А л л е н, худенький юноша, на вид лет шестнадцати. За плечами и в руках у них ружья, патронташи, сачки для бабочек. Н о с и л ь щ и к и несут за ними багаж. Их встречает морской офицер.

О ф и ц е р. Добро пожаловать, мистер Уоллес. Шлюпка давно ждет вас.

У о л л е с. Ух, как я торопился! Наконец-то я опять буду на корабле. Ведь прошло три года, как…

О ф и ц е р. Сюда, сэр, сюда. Пусть они сначала уложат багаж.

Уоллес с офицером идут мимо стоящих поодаль Лайеля и Дарвина.

У о л л е с. Сэр Чарлз Лайель?

Лайель сдержанно кланяется.

Должно быть, вы приехали на морские купанья?

Л а й е л ь. Мой друг доктор Дарвин приехал на морские купанья.

У о л л е с. Здесь доктор Дарвин?

Л а й е л ь. Вы не знакомы? Доктор Дарвин… Мистер Альфред Уоллес…

У о л л е с. Сочту за особую честь… Я давно…

Здороваются.

Д а р в и н. Помню, однажды нас уже чуть не познакомили в Британском музее.

У о л л е с. Совершенно верно. К сожалению, мы разошлись по разным залам. Я сортировал своих чешуекрылых…

Д а р в и н. А я по старой памяти зашел к своим усоногим…

Смеются.

Л а й е л ь (снисходительно) . Вам известно, что сэр Бульвер Литтон в своем романе изобразил доктора Дарвина под видом ученого, написавшего два огромных тома об усоногих раках?

У о л л е с (осторожно) . Но это, кажется, так и было?

Д а р в и н. Меня и считают-то с грехом пополам ученым только благодаря тому, что я написал эту чудовищную эпопею. А то я все еще больше слыву путешественником и натуралистом.