Виктор Квашин - Последняя крепость империи

Оставалась надежда, что успеет подойти на помощь армия знаменитого и любимого военными генерала Ваньян Цзунхао. Это тот самый Ваньян Цзунхао, под командой которого Сиантоли ходил в свой первый военный поход. Сейчас армия под его командованием перебрасывается с юга, от сунской границы для обороны Чжунду.

Две недели ожидания выбили Сиантоли из равновесия. Почти ежедневно прибывали разрозненные остатки разбитого чжурчжэньского войска. И каждый отряд приносил собственные страхи о непобедимости монгольской армии. Было приказано за подобные слухи наказывать палками. Но зараза уже проникла в умы бойцов, проживающих дни без дела, слухи полнились ужасными, явно выдуманными подробностями. На самого Сиантоли воздействовали не столько слухи, сколько эта непреодолимая городская стена за спиной, будто специально сковывающая его движения. Он желал простора для манёвра!

Чтобы развеять дурные мысли и занять подчинённых, Сиантоли устроил учения сотни, надеясь сам понять, как вести бой в стеснённых условиях. Манёвры двух полусотен вызвали неожиданную панику — часовые на стенах подумали, что враг уже рядом и подняли тревогу. Сиантоли был вызван в ставку командующего внешней обороной, где получил страшный нагоняй за самовольство. Потом генерал всё-таки соизволил узнать, зачем Сиантоли нужно было устраивать учения. Выслушав объяснения о стеснённости конницы стенами, отпустил без наказания.

На другой день поступил приказ всем войскам войти в город. Ещё через три дня под стенами деловито сновали монгольские всадники, мастера устанавливали камнемёты, а хашар из жителей окрестных сёл строил щиты от стрел и ядер — картина знакомая Сиантоли. Но в прошлый раз он наблюдал её с другого ракурса.

Коннице в городе было тесно. Пожалуй, тут было ещё хуже, чем под стеной снаружи. Здесь, в узких улочках всадники уж точно были бесполезны. Лошадей загнали в конюшни, а бойцов распределили на стены дежурить посменно в качестве стрелков. Сиантоли смотрел сверху на передвижения недосягаемых для стрел монголов и думал, что обороняться в такой крепости не страшно. Стены абсолютно надёжны. К тому же, в столице находится сам император Великой Цзинь, и как же город с императором можно сдать врагу?! Наверно, духи решили в очередной раз спасти Сиантоли жизнь. Только вот зачем? Сам он не очень-то ею дорожил…

Один из последних гонцов, успевших проникнуть в столицу, принёс весть, которая показалась страшнее ожидаемого штурма: войско Ваньян Цзунхао не придёт, всенародно любимый военачальник умер «скоропостижно от неизвестной болезни». Это сообщение вызвало массу слухов. Упорнее всего обсуждали предположение, что Цзунхао отравили. Сиантоли жёстко пресекал такие разговоры у себя в сотне, но сам ввязался в спор с двумя соседними сотниками. Они допускали крамольную мысль, что Цзунхао был опасен императору своим авторитетом в войсках.

— Подумайте сами, выгодно ли убивать того, кто может спасти империю и императора? — доказывал Сиантоли. — Если уж Цзунхао неудобен государю, его можно было сместить после окончания войны, но не сейчас, когда нужны его знания и опыт. Я думаю, это дело рук тех, кто продался монгольскому хану. Или бывает ведь, что и генералы умирают от обычной болезни.

Но разговоры эти оставили нехороший осадок. Неужели и на таком высоком уровне случается предательство?

Начался обстрел города. Летели ядра и горшки с огнём. Находясь на стене, можно было угадать, куда летит бомба и вовремя отбежать или укрыться. Но в городе были разрушения и убитые. Несколько домов выгорело. Но в общем ничего опасного пока не случалось. Обманными приступами и последующими «паническими» отступлениями осаждающие пытались выманить войска из города, но у тех был строгий приказ не поддаваться на уловки монголов. На серьёзный штурм монголы не решались.

Сиантоли отдыхал после дня бестолкового стояния на стене. Гончар готовил еду. Сиантоли хотел что-то ему сказать, и вдруг сверху с треском рухнуло, и он потерял сознание.

Очнулся на войлоке, тепло укрытый, помещение было незнакомо. Гончар что-то делал у очага и страшно обрадовался, увидев, что командир пришёл в себя. И Сиантоли обрадовался верному помощнику, но сразу закашлялся и ощутил острую боль в груди. Как поведал Гончар, всё случилось до обидного просто: ядро угодило в стойку, оперевшись спиной о которую дремал Сиантоли. Потолочная балка рухнула и раздавила ему грудь. Теперь в сотне уже другой сотник, а Гончар лечит своего командира.

Было обидно и скучно лежать без дела, но духам не прикажешь. Раздавленные рёбра не позволяли дышать, кашлять и делать резкие движения. Даже спать нужно было осторожно, не поворачиваясь. Но что же делать, бывают ранения и хуже. И Сиантоли лежал, ожидая, когда Гончар принесёт хоть сколько-нибудь свежие новости.

Хорошая новость пришла поздней осенью: монголы ушли. Несколько дней опасались подвоха. Потом послали разведку. Да, враг действительно удалился в свои любимые степи, опустошив окрестности Средней столицы дочиста.

Командование хотело как можно быстрее навести порядок, поэтому всех больных, кто мог двигаться самостоятельно, распускали по домам. Сиантоли выдали пайцзу, и он поехал домой.

Ехать пришлось по разорённым районам, в которых развелись шайки бандитов и восставших против императора предателей всех мастей. Предвидя это заранее, ещё в Чжунду подобралась компания попутчиков около двухсот человек, которые добирались в восточные и северо-восточные провинции. Луки, копья, палаши, топоры, а также латы и щиты пришлось сдать на казённые склады, но булавы, кистени разрешили оставить для самообороны. Поэтому в пути никто на них покушаться не решился.

Дорога Елань, в которой жил Сиантоли была самая дальняя. Когда перебрались через реку Суйфун, последние попутчики достигли своих домов. Дальше через перевалы ехали вдвоём с Гончаром.

«Год назад в это время я упражнялся с сотней в монгольской степи у стойбища тысячника Добун-Мэргэна. Неужели прошёл всего год? Столько событий, столько жизней!.. А два года назад пришёл грязным ханьцем в тангутский Урахай… Я ли то был?» — думал Сиантоли, оглядывая знакомые межгорные долины и крутые склоны, заросшие непролазным лесом.

— Как тебе в моих краях, Гончар, нравится? — многократно спрашивал Сиантоли спутника, пока они ехали долиной Елани. — Смотри, какие горы, — показывал он на величественные заснеженные вершины, одна из которых была плоской, — Это Тачин-Чтан! Красиво?

— Красиво! — неизменно отвечал Гончар. Ему действительно нравилось, хотя в его краях местность выглядит совершенно иначе.

А у Сиантоли сердце выскакивало от этих видов — родина! Казалось, он узнаёт даже отдельные деревья. Да, вон та старая корявая ива у брода действительно всегда тут растёт, наверно росла ещё до его рождения…