Виктор Квашин - Последняя крепость империи

Суматоха была невообразимая! В короткое время обоз из двух десятков прочных крытых повозок на больших колёсах, позволяющих ехать по бездорожью, запряжённых каждая четырьмя лошадьми по две цугом, стоял у западных ворот. Сиантоли расставлял бойцов для прорыва, закреплял за отдельными десятками повозки, которые они обязаны охранять. Всё это в темноте, при коптящих факелах. Дзэвэ приехал чуть не последним, поставил свою повозку в хвост. За ним бежали слуги, умоляя взять.

— Марш во дворец! Никто не едет.

Олохи кинулась в ноги Сиантоли

— Не оставляй, господин, не бросай!

Сиантоли подошёл к Дзэвэ.

— Я её возьму.

— Ты не слышал приказ? Нет!

— Я имею право на вывоз самого ценного! Я её беру.

— Нет! Ты уверен, что останешься жив?

— А ты уверен, что кидани оставят её живой после того как изнасилуют?

Послышался далёкий шум.

— Наши пошли на прорыв через главные ворота! — известил посыльный.

— Некогда спорить, Сиантоли. Это моё имущество, — с этими словами благородный Ши Дзэвэ схватил девицу Олохи на руки и запихал в свою кибитку. — Сиди тихо и не высовывайся, пока не выпустят.

— Пошли-и! — раздалась команда. Ворота заскрипели, и бронированные всадники взбодрили плетьми коней. Дух перехватило от собственного крика, сердце металось, пытаясь найти безопасное место в груди, а мозг посылал тело на самое остриё смертельной опасности.

— А-а-а-а-а!

В кромешной темноте прорвались. Кидани не ожидали. Как мудр оказался государь Пусянь Ваньну!

На рассвете остановились, пересчитались. Не хватало четырёх повозок с охранными десятками личной охраны государя и одной повозки из канцелярии с охраной из сотни Сиантоли. Несколько бойцов были ранены. Канцелярская повозка догнала. У них убило лошадь, пришлось перепрягать.

Государь, не жалея коня, метался между повозками, сам опрашивал бойцов и командиров: «Кто видел? Что случилось?»

Случилось страшное. В государевых личных повозках, три из которых были пассажирскими, была его семья — жена государя с малым ребёнком и её служанки, другие родственники. Оставшиеся родственницы рыдали в голос. Сиантоли впервые увидел грозного полководца, нежно успокаивавшим женщину. «Каково ему сейчас? Наверно, пошлёт отбивать».

Не послал. Приказал двигаться дальше. Сам ехал в стороне, отворачиваясь и поминутно вытирая лицо.

Сиантоли заглянул в повозку Дзэвэ.

— Ну, как тебе быстрая езда, понравилось?

Олохи лежала на деревянных ящиках, скрючившись, зажав в кулачках древко стрелы.

— Мне уже не больно, — виновато прошептала она. — Ты меня бросишь?

— Лека-арь! Ко мне! Бегом!

Стрела попала в живот. Лекарь возился долго. Отозвал Сиантоли в сторону.

— Господин сотник, она жить не будет.

— Лечи!..

Никто не стал ругать Сиантоли за нарушение приказа не брать гражданских. Он сам себя ругал. Поминутно заглядывал в полог кибитки. Олохи тряслась на ящиках бледная и каждый раз силилась улыбнуться.

— Мне уже не больно…

На следующий день она уже не приходила в себя, сваливалась от постоянной тряски под борт кибитки. Сиантоли спешивался, поправлял больную, укладывал поудобнее, а она снова скатывалась. На привале он переставил тяжёлые ящики так, чтобы в средине было понижение. Один ящик открылся, и от увиденного открылся рот у Сиантоли — ящик был плотно набит… книжками и листами с письменами!

Уложив поудобнее Олохи, Сиантоли подошёл к Дзэвэ

— За это мы рисковали жизнями? — повертел книжкой.

— Вернись и положи на место. Неужели не понимаешь? Золото можно добыть боем, знания — нельзя. Это, — он взял у Сиантоли книгу — самое ценное, что мы вывезли, это мудрость нашего народа. Пока она есть, народ жив. Смотри, — он открыл книжку наугад, — разве такое можно оставить врагу:

Мы спасём это, иначе нет смысла жить.

«У каждого свои смыслы», — подумал Сиантоли и оглянулся на кибитку. — «О чём пели песни птицы, когда умирала осень…»

Это был арбалет, Сиантоли видел. Лошадь во весь опор. Пятнадцать шагов. Палаш на взмахе…

Короткая стальная стрела вошла в грудь сквозь нагрудник и кольчугу, громко хрустнуло ребро под лопаткой.

Десять шагов. Доста-ать! Это не мысль, это уже животный зов плоти — дотянуться до глотки, успеть сомкнуть зубы, прежде чем умереть…

Пять шагов… арбалетчик приседает, зажмуривается, руками прикрывает голову…

И темнота.

Эти картины повторялись каждый раз, как Сиантоли приходил в себя в трясущейся повозке. Ах, как он хотел достать палашом того арбалетчика! Не дотянулся…

«Ох, как трясёт! Сколько же можно, они что там, вообще никогда не собираются останавливаться?»

— Э-э!

Кашель прошиб острой болью всю грудь. Во рту соль. Кровь… Ох, как больно…

— Эй, Хромой Драчун! Хватит притворяться! Вылезай на солнышко, оглянись, как красиво! Скоро, скоро увидим вершины Тачин-Чтана, — на фоне синего неба в откинутом пологе появилось смеющееся лицо Дзэвэ. — Ну ты дрыхнуть горазд! Половину луны проспал. Эй, лекарь, иди, твой дырявый проснулся. Я же говорил, что он бессмертный, а ты не верил. Давай, лечи его скорее, у меня вино скисает, которое с ним надо выпить.

Вечером лекарь сменил повязки, чем-то посыпал раны, дал пососать из маленького бурдюка жидкой похлёбки. Стало хорошо. Заснул.

Проснулся ночью от мысли: «Где Олохи?» Захрипел, закашлялся, снова пена изо рта… Пришёл сонный лекарь с лучиной, погладил по голове, как маленького.

— Спи.

— Где Олохи?

— В женской кибитке. Она придёт. Утром. Спи.

До утра уже не спалось. Включилась память.

Тогда, после прорыва они соединились со вторым отрядом, в котором потери, понятно, были значительнее. А после трёхдневного марша отыскали и основные войска. В течение нескольких недель государь Пусянь Ваньну подтянул все силы в одно место на северо-востоке дороги, приказал максимально пополнить запасы продовольствия из окрестных деревень, приготовиться к длительному переходу. Были посланы гонцы в окрестные сёла с объявлением, что желающие могут присоединиться к каравану, который перевезёт их на новое, спокойное и благополучное место жительства. Желающих оказалось немного. Да и кто поверит, что остались спокойные места на этой разорённой войной земле! Собрались безземельные и беженцы из разорённых территорий. Пришлось изыскивать для них лошадей, повозки и питание. Куда собрался вести государь своих подданных никому не было известно.

Сиантоли смотрел на энергичного государя и не мог представить, как он может думать обо всех этих крестьянах и солдатах, когда его семья в плену! «Я, наверное, не смог бы…»