Михаил Соловьев - У Дона Великого

Князь глубоко вздохнул, бросил земельный листок, отошел от стола к окну.

— А может, поначалу по Мамаевым союзникам ударить?.. Нет! Раскрошить свои силы, разжать кулак и пальцами бить мелких птах? А главный враг со свежими войсками тут как тут… Не-ет, так негоже. Кулак надо для Мамая сохранить, ладонью его не осилишь. Он спит и видит, как бы я тут увяз в межусобицах и силы потратил… Да и весь дух ратников моих на ордынцев устремлен, а не на литовцев или рязанцев… Так, стало быть, идти надо супротив Мамая, на Дону его искать? А мешок?

Князь с досадой оторвался от окна, зашагал по горнице. Он ходил в своих рассуждениях, словно по заколдованному кругу. Наконец, махнув рукой, свернул листок и положил его за образа.

— Пойду спать. Правду княгинюшка напомнила: утро вечера мудренее.

В спальне полусонный постельничий Никишка помог князю раздеться, уложил его в постель, погасил настольный светильник. Князь блаженно вытянул ноги и только сейчас почувствовал, как умаялся за этот тяжкий день, сколько сил отобрало у него неожиданное смятение духа.

Он умащивался в постели, прилаживал подушку, а в голове все время вертелась мысль: «Как же достать Мамая?»

— А вот как! — вскинулся он от пришедшей ему на ум новой мысли. Она как бы сразу разорвала тот круг, по которому он ходил полночи. — Надо скорее всеми силами устремиться на юг, к Дону. Как можно скорее! Пока Олег с Ягайло соберутся, я с ратями буду уже там, и схватка с ханом будет у нас один на один. Мешок? А чего же мне бояться сего мешка? Как раз в мешке-то и скрыта победа.

Князь невольно усмехнулся собственному сравнению.

— В мешке — победа. Чудно! А ведь истина как раз тут и есть. Другого пути добраться до хана и нету. Ежели бог мне поможет, одержу победу над безбожным Мамаем, то и мешок сей развалится.

Он уже сидел на постели в чуть посветлевшей спальне: выскочившая из-за туч поздняя круглоликая луна вычертила на полу через окошко яркое пятно. Глядя на этот лунный луч, князь с удовлетворением думал, что решение об ускорении похода на юг тоже было ярким пятном в его нынешней бессонной ночи.

— Тут надобно все хорошенько обдумать… С Боброком бы посоветоваться. Воевода он многоопытный, глядишь, чего и подсказал бы… Вот, к примеру: какой самый короткий путь к Дону? Через рязанскую землю. Но ежели пойти через нее с войском, рязанцы сразу подумают, что пришли жечь их добро, и схватятся за оружие. Сего надо непременно избежать. Олег лишь того и ждет…

Князь, помедлив с минуту, кликнул Никишку, велел зажечь светильник и принести из горницы земельный листок. И вновь развернул его.

— Олегу палец в рот не клади, сразу в драку ввяжется. А мы сделаем так: от Коломны пойдем к Лопасне, там переправимся через Оку и оттуда на юг, по границе Рязанского княжества. Времени потеряем немного, а Олегу кукиш покажем: на-кась выкуси.

Князь усмехнулся своей шутке и, укладываясь спать, сказал самому себе:

— Надо завтра лазутчиков послать в Рязань и Литву. Пускай поглядят, как у них там…

На следующее утро при выходе из собора Дмитрий Иванович увидел ближнего боярина Свибла. Одетый и обутый по-летнему — в белую льняную рубаху навыпуск, зеленые плисовые штаны, заправленные в носки, и простые кожаные поршни без каблуков, — боярин хлопотал у нагруженных повозок, указывая возчикам, куда везти и складывать груз.

Князь подошел к нему, поздоровался и спросил:

— С чем повозки-то, Федор Андреич?

— Да всего понемногу, княже, — оружие из ближних кузниц, доспехи разные, зерно, кожи, снедь всякая… А вот писания да книги божественные куда складывать? В Успенский собор, в подклеть?

Еще зимой Дмитрий Иванович распорядился свезти в Кремль на хранение «за стены каменные» старинные летописи, «разного письма» церковные и другие книги из подмосковных монастырей, городков, неких удельных княжеств — при пожарах многие из этих творений погибали.

Князь подошел к ближайшей повозке, взял «Сийское евангелие», написанное еще при его деде Иване Калите, повертел в руках еще два евангелия — писцов Иоанна Тетеши и Лукьяна.

— Эх, почитать бы, да недосуг… Складывай, как еще подвезут, в подклеть церкви Спаса Преображения. Потом разложим все по порядку. Буду жив, почитаю… Ежели нет, так дети да внуки почитают, авось малость умнее нас будут, а, Федор Андреич?

Князь присел на врытую у церковной ограды скамейку.

— Садись, боярин, передохни. Небось упарился за утро-то?

— Да малость есть, княже, — проговорил Свибл, присаживаясь рядом.

В это время, завершая обедню, дружно зазвонили и кремлевские, и городские церкви.

— Гляди-кась, как наши звонари взъярились, — промолвил Свибл, — прямо наперегонки друг перед дружкой. И как ладно звонят-то!

Дмитрий Иванович прислушался и, что-то припомнив, усмехнулся.

— Ничего, добро звонят… А вот в Троицком монастыре есть один молодой звонарь, его Епифанием Премудрым зовут. Он привязал к языкам малых и средних колоколов веревки и зажимает их в обеих руках, а язык большого колокола ногой дергать приспособился. И как начнет звонить, так у него такая байка получается: блины-блины-вареники, борщ, блины-блины-вареники, борщ. Диво, да и только. Экий малый сей Епифаний Премудрый, какую прибаутку узрел в колокольном перезвоне. Стало быть, мелкие да средние колокола у него блины и вареники вызванивают, а большой колокол про борщ гудит, — заключил Дмитрий Иванович со смехом.

— Ишь какой смышленый! — крутнул головой боярин и тоже засмеялся.

Они поднялись со скамейки разом: у каждого дел было по горло. Князь в тот же день поручил дьякам составить грамоты и разослать их немедля: ратникам из южных уделов спешить «сколь мочно» прямо в Коломну, а из северных — в Москву. Одновременно срочно вызвал ближайших соратников, а также князей белозерских Федора Романовича с сыном Иваном, Дмитрия и Владимира Друцких, Андрея и Дмитрия Ольгердовичей, бояр Вельяминовых Тимофея и Николая и еще с десяток удельных подручных князей, воевод и ближних бояр.

Через три дня, уже под вечер, как только приехали из самого отдаленного места князья белозерские, Дмитрий Иванович созвал совет. В ожидании приглашенных князь в задумчивости ходил по горнице, и вслед за ним металась по полу и стенам черная тень. Светильники мигали неспокойно, и поэтому казалось, что все вокруг вздрагивало и шевелилось. Иногда князь останавливался у стола и долго водил пальцем по земельному листку с черными извивающимися змейками рек Оки, Дона и Волги. Похудевшее лицо его с темными полукружиями у глаз было строго сосредоточенным, спокойно-энергичным. За эти дни он много раз и подолгу припадал к земельному листку, обдумывая во всех подробностях предстоящую схватку с врагами, прикидывал, с какого захода ее следует начать, и каждый раз все больше утверждался в мысли, что самым правильным будет тот, который он сам окрестил «мешком».