Сергей Мосияш - Одиссея батьки Махно

Очутившись у стола, видимо, продолжая выдерживать характер, вскричал с возмущением:

— А что это за закуска! Человек с дороги, а вы его калачом. Галка, живо в огород: огурцов, луку, чесноку, а ты, старая — в погреб, тащи сало.

Женщины разбежались.

— Давайте выпьем, Андрей Иванович, пока под калач, — предложил Нестор, видя, как мается старик над чаркой.

— Давайте, Нестор Иванович, — молвил дед, словно уступая просьбе.

Выпили. Старик, поставив порожнюю кружку на стол, похвалил:

— Добра горилка, — и отломил от калача крохотный кусочек. — Куда девки запропастились?

— Придут. Куда они денутся, — сказал Махно и опять стал наполнять кружки. — Теперь за ваше здоровье, Андрей Иванович.

— Спасибочки вам, — отвечал старик вполне дружелюбно и польстил тут же: — Вот сразу видно хорошего человека.

После второй чарки Андрей Иванович признался:

— Я як вас убачив, сразу решил: добрый чоловик дочке достался, настоящий казак. А то був якись, тьфу вспомянуть нечем.

Когда женщины явились с закуской, мужчины уже были тёпленькими. Старик, увидев дочку, принёсшую с огорода огурцы и лук, скомандовал:

— Сидай с нами, доню. Вот мы тут с Нестором за жизнь разговор вели. Я казав ему, як мы со старухой помрём, вам достанемся хата, двор, корова и кое яки гроши.

— Но мы ж ещё не женились, тэту.

— Женитесь. Обвенчаем у нас в церкви, я попрошу отца Митрофана. Всё будет по первому разряду. Верно, Нестор?

— Верно, Андрей Иванович.

— Вот. Хорошие вы мои диты, — старик начал целовать их по очереди: то дочь, то будущего зятя.

Галя смеясь отбивалась:

— Тату, колко.

Старик, растаявший от любви, не обижался.

И закрутилась карусель предсвадебной суеты. Пеклось, жарилось, парилось, варилось в десятке печей всё, что было потребно для свадьбы. Отлетали куриные головы, разлетались перья и пух, застревая в плетнях и притонах. Истошно визжали поросята, не желая расставаться со свинской жизнью. Все самогонные аппараты Песчаного Брода денно и нощно гнали желанную влагу. В день венчанья перед церковью дорожка была устлана разноцветьем ковров и дорожек, собранных чуть не со всей деревни.

Не случалось ничего подобного в Песчаном Броде от веку да и уж вряд ли случится в будущем. Батько приказал, чтоб на его свадьбе пили все, кто может и кто сколько хочет. Будущий тесть, Андрей Иванович, не просыхал с того часу, как дал согласие на брак дочери. Упившись, спал где придётся, проснувшись, снова тянулся до чарки и пил: «За ридных моих диток Галю да Нестора».

И хоть до церкви было недалеко, жених и невеста подкатили к ней в тачанке, запряжённой тройкой. Прямо с подножек ступив на ковёр, в сопровождении дружек и подружек, приехавших на других тачанках, проследовали в церковь.

При выходе из церкви счастливых новобрачных осыпали цветами, кричали «ура», палили в воздух из пистолетов. На колокольне Матросенко пытался от восторга расколотить самый большой колокол и оставил его в покое лишь тогда, когда увидел, что там во дворе Кузьменки начался свадебный пир.

Большой двор был у Кузьменки, но и он оказался тесен для свадебного пира. Столы были поставлены и на улице, они ломились от изобилия закусок, какие давно не видели многие селяне.

Застолье захмелело скоро. И вот уж зарыдала гармонь, и женщины дружно, многоголосо грянули: «Ой на гори тай жнецы жнуть...» И полились украинские песни раздольные, как херсонские степи, и задорные.

Потом начались танцы, оркестр заиграл любимую батькину « На сопках Манчжурии». Молодожёны первыми вступили в круг, за ними закружилась молодёжь.

Едва не до третьих петухов веселился Песчаный Брод, забыв о сие и отдыхе. На следующий день после обеда, когда спала жара, мужики опять потянулись до Кузьменкова двора опохмеляться.

На площади стучали топоры, готовя помост, называемый «сценой», был изготовлен занавес, на который ушло с дюжину старых ряден.

Молодёжь, смеясь и перекликаясь, стаскивала к помосту скамейки, табуретки, доски, устраивая зрительный зал для будущего концерта.

Когда наступила ночь, на площадь потянулись жители, персонально созываемые добровольными рассыльными ребятишками, стучавшими в окна:

— Эй, диду, бабуля, на концерт велено итить.

— Яка там ще концерта, — ворчали старухи, однако, взяв посохи, тащились на площадь.

Когда все места уже были заняты, а опоздавшим пришлось кучковаться «по за-залом», пришёл Махно с женой, и только уселись, как пополз, запинаясь, занавес, и на сцене, освещённой фонарями, хор махновцев рявкнул «Рэве та стогне Днипр широкий».

Именно с неё начинались все концерты у махновцев. Потом под гармонь хлопцы отчебучили «Гопака», за этим — сцену из «Назара Стодоли», чем расстроили стариков и старух, утиравших скупые слёзы: «Ото ж яка славна концерта».

И вот появился главный организатор и ведущий, он же певец и плясун, Антон Матросенко, и торжественно объявил:

— А сейчас, товарищи, я прочту вам стихотворение нашего батьки, Нестора Ивановича Махно. Называется оно «На тачанке».

Зал притих того более, и Антон начал:

После прочтения несколько мгновений в «зале» стояла тишина, словно слушатели ждали продолжения.

И тут захлопали в железные ладони махновцы и к ним присоединились восторженные жители, сразу усвоившие, чем и как надо поощрять понравившийся номер.

Галина склонилась к Мужу:

— Неужели это твои стихи, Нестор?

Тот молча утвердительно кивнул; не хотелось говорить — настолько он был потрясён исполнением Антоном знакомого текста.

— А ты знаешь, стихи мне понравились, — сказала Галина. — Да ты молодец у меня.

Сразу после окончания концерта, который продлился ещё добрый час, Нестор отыскал Матросенку, обнял его:

— Ой, спасибо, Антоша. Ты великий художник. Ей-ей. Победим, я тебя выведу в народные, мировые знаменитости. Попомни моё слово.

— Спасибо, Нестор Иванович, — смущался Антон. — Я рад, что вам понравилось. Да и текст ведь...

— Понравилось? У меня комок к горлу подкатил.

По дороге к дому Махно говорил жене:

— Какой талантище. А? Пляшет, поёт, читает.

На следующий день ко двору Кузьменко явилось несколько парней, вызвали батьку Махно. Самый смелый сказал:

— Нестор Иванович, мы хотим к тебе записаться.

— Я рад, хлопцы, мне бойцы очень нужны. В соседней хате найдёте Чубенко, скажите ему, пусть запишет вас в отряд.