Любовь Овсянникова - Птаха над гнездом Том 1. Дарители жизни

— Получается, что действовал профессионал.

— Кто?

— Скрытый враг это был — немецкий информатор, — невозмутимо разъясняла Бачуриной Прасковья Яковлевна.

Статью, на которую сделана ссылка, писали люди простые, в писательстве неискушенные, поэтому слог у них получился несколько туманный, порой неточный. Подтверждением служит то, что там почему-то не приведена дата расстрела… Это очень странно! Ну, как это — в энциклопедии сообщается исторический факт, описывается, а дата не приводится, тем более что она известна?! Полагаю, это сделано далеко не просто так… А вдруг авторы специально выражались обиняками? Они, например, написали, что Николаю Федоровичу Бачурину, когда он беседовал с танкистами, «помогал комсомолец В. Джеболда». Это что-то новенькое! Или этой фразой они намекнули на некое обстоятельство, о котором не могли писать открыто?

Ведь сразу же возникает вопрос: почему этого комсомольца В. Джеболду фашисты не арестовали, не мучили и не расстреляли, если он помогал? Его нет в списках погибших! Как немцы могли узнать о Бачурине и не узнать о его помощнике, если эти парни были вместе? Как и чем мог помогать смелому комсомольцу Джеболда? И кто же стал причиной трагедии: Николай Федорович, своим молчанием спасший Джеболду, или Джеболда предал погибшего Николая Федоровича, а сам остался в тени?

Это почти риторические вопросы, не требующие ответов по причине очевидности. И вообще, это написано не с целью поиска немецкого осведомителя, а для того, чтобы показать, как можно погибнуть, а то и других погубить, одной только беспечностью в опасных обстоятельствах. Конечно, 17-летний герой, как видно из дальнейших событий, держался мужественно. Но… как же не помешало бы ему скрыться из Славгорода после встречи с танкистами! Бесконечно жаль, что тут он проявил… все ту же слепую отважность. Да и мать его тоже.

Видимо, в душе она укоряла себя за это, потому что прожила недолго, умерла от сердечного приступа, едва выйдя на пенсию. До появления книги «История городов и сел Украинской ССР» она не дожила. Так, видимо, и не узнала хотя бы намека на правду о сыне.

Эта история в Славгороде не забыта и поэтому ради истины должна быть досказана до конца. Автор этой книги была близко знакома с Сидоренко Николаем Николаевичем, многолетним председателем Славгородского сельсовета и автором указанной здесь статьи, на предмет которой мы с ним много беседовали, особенно в последние годы его жизни {43} 43 Отчим Николая Николаевича, Горовой Андрей Гаврилович, тоже погиб на расстреле, так что ему была близка эта тема не только по долгу службы. . Автор спросила его о Джеболде: откуда он взялся, кто он такой и чем помогал Бачурину?

— Сбором материала и написанием статьи занимался Александр Григорьевич Пиваков {44} 44 Мой классный руководитель в средних классах. Теперь Прасковья Яковлевна упокоилась в вечности возле него и его жены. , — пояснил Николай Николаевич. — Моей задачей было обеспечить ему доступ в архивы и найти людей, с которыми он хотел побеседовать, свидетелей. Так вот фамилии Джеболда я лично не встречал.

— Не мог же Пиваков ее придумать!

— Может, в архивах вычитал, а скорее всего, услышал от людей. Тогда еще были живы те, кто знал правду про партизан. Ну, и про провокаторов да предателей тоже…

— Да-а, молодец Александр Григорьевич, сумел намекнуть потомкам о своих находках и догадках, — только и оставалось сказать в ответ.

— А Николая Бачурина я знал, — Николай Николаевич тяжело вздохнул. — Шустрый был парнишка. Жалко его. Правда, он все равно не избежал бы расстрела, если 14-летних всех подчистую забирали…

— Так хоть бы не намучили перед этим… Эх, убежать бы ему вовремя из села, ведь, может, той встречей с танкистами Бог об этом и намекал — спасал от расстрела… А он не понял. Беспечность!

Но не только люди, неаккуратные в общении, представляли угрозу, когда пришел враг. Были и настоящие провокаторы, намеренно подводящие людей под неприятности и регулярно докладывающие немцам о том, что из этого получалось. Где они брались и как появлялись, провокаторы?

Об этом, в частности говорит факт из жизни Георгия Прокофьевича Николенко. Георгий Прокофьевич сообщил его своей родной племяннице Любови Борисовне 24 августа 2001 года. Тогда они собрались по случаю десятого дня рождения Украины и в семейном кругу отмечали выступление Любови Борисовны на митинге, где она читала свои произведения и где ей от лица администрации Славгорода преподнесли хлеб-соль.

К тому времени Георгий Прокофьевич уже очень болел, плохо передвигался, практически потерял сон и вообще чувствовал близкий конец. Он тяжело перенес недавнюю смерть Бориса Павловича, старшего брата. Но его поразило то, как за ним неотлучно присматривала Любовь Борисовна. Он был поражен ее самоотверженностью, преданностью отцу, так что к 40-му дню со дня смерти Бориса Павловича зарезал козленка из своего стада и полтуши привез племяннице — в подарок за спасение его брата.

Так вот положиться в свои последние дни у Георгия Прокофьевича было не на кого, и он просил племянницу досмотреть и его, а взамен раскрыл перед ней душу предельной откровенностью и выражением доверия.

Присутствовала при этом разговоре и Прасковья Яковлевна. Читатель, прочитав рассказанное Георгием Прокофьевичем, присовокупит свой опыт и сам сделает выводы.

Почти все, кто был свидетелем расстрела, повторяли одно и то же — загонщики зашли к ним тихо и незаметно, неожиданно. Так было и тут — Прокофия Григорьевича Николенко и его 12-летнего сына Георгия Прокофьевича захватили во дворе и толчками в спину погнали на улицу, ничего не объясняя. Там уже толпилось несколько человек, вокруг которых стояли немцы с собаками. Что это именно каратели, отец и сын поняли не сразу. Негромкие переговоры немцев между собой звучали не угрожающе, вроде они не относились к делу.

Во всяком случае, Александра Сергеевна из-за стрекотания швейной машинки, на которой работала, сразу ничего не услышала. А когда что-то встревожило ее и погнало из хаты, то своего мужа и сына она едва различила в толпе других мужчин, через минуту скрывшихся за поворотом. «Опять на работу повели» — подумала она. Такое уже бывало. И она зашла в хату и продолжила шить.

На месте, куда пригнали собранных по селу мужчин, их рассортировали — подростков отправили стоять на бугорке, за шеренгой распорядителей мероприятия, а старших мужчин погнали ниже в балку, в большую общую кучу. Скоро Георгию Прокофьевичу стало ясно, что тут намечается кровавое побоище, а им уготована участь зрителей.

Тревожно бегающими глазами он видел подготовку к расстрелу и понимал, что сам умрет при первых же выстрелах, его сердце не перенесет этого горя. Но тут грянул «Интернационал» — неожиданная песня, наполненная особыми интонациями и особым мужеством обреченных! Песня спасала их от ужаса происходящего, поддерживала дух в последние мгновения жизни. На лицах немцев прописалось замешательство, и на мгновение они опешили. А 12-летний Георгий тем временем согнулся, пробрался между стоящими людьми и пустился наутек. Он бежал так быстро, как еще ни разу не бегал, полагая, что ему вслед начнут стрелять. Хотя это не пугало — он готов быть умереть, лишь бы не видеть, как это происходит с другими. Но выстрелов не было. Сердце его неимоверно колотилось в груди, он задыхался, но не останавливался. Кажется, тогда он и надорвал его...