Доминго Сармьенто - Факундо

Д. Ф. САРМЬЕНТО и Б. МИТРЕ США.1866 г.

ХУАН ФАКУНДО КИРОГА

Гравюра неизвестного художника , помещенная в третьем издании «Факундо». 1868 г.

ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО ГЕНЕРАЛ-БРИГАДИР ДОН ХУАН ФАКУНДО КИРОГА

Литография неизвестного художника. Первая половина XIX в.

Вверху

ГАУЧО

Р исунок Иоганна Морица Ругендаса. 1845 г.

ГАУЧО-ФЕДЕРАЛИСТ

Художник Пьер Райнон Жак Монвуазье.

Холст. Масло. 1845 г.

Внизу

ГАУЧО-СОЛДАТ АНДСКОГО ПОЛКА

ГЕНЕРАЛА X. Ф. КИРОГИ

Художник Иоганн Мориц Ругендас.

1838 г.

ВЛАДЕЛЕЦ ПОМЕСТЬЯ-ЭСТАНСИИ.

ПРОВИНЦИЯ БУЭНОС-АЙРЕС

Литография с рисунка художника Комта.

Первая половина XIX в.

Д. Ф. САРМЬЕНТО

Фото. Вторая половина 60-х годов XIX в.

В европейских газетах не раз писалось, что Росас единственный, кто способен управлять полуварварскими народами Америки. Но я не столь­ко сожалею об опозоренной Америке, сколько о тех несчастных, что, уве­ровав в его власть, позволили начертать такие слова. Весьма любопытно, что подобное утверждается о человеке, который не смог обеспечить ни одного дня мира и, растерзав, развратив, затопив кровью свою родину, вместо того, чтобы пожинать плоды своего разбоя, внезапно обнаружива­ет, что надо еще расплачиваться с тремя американскими государствами — Уругваем, Парагваем и Бразилией, а в тылу остаются Чили и Боливия, и там тоже налицо все признаки подготовки к войне. К каким предосторожностям ни прибегает правительство Чили, чтобы не раздразнить чу­довище, все напрасно, ибо причины раздора коренятся в сходстве образа жизни обоих народов, их общественной организации, в самых различных проявлениях их политики. Чтобы понять, чего требует Росас от Чили, достаточно взять в руки ее Конституцию. Отдайте ее на растерзание Росасу, прямо или косвенно, и следом наступит мир, или иными слова­ми, воцарится американское правительство.

Европа, в течение десяти лет воздерживавшаяся от связей с Аргентин­ской Республикой, слышит сегодня призывы Бразилии, которая просит защитить ее от притязаний Росаса, уже приблизившегося к ней вплот­ную. Поспешит ли она на этот зов? Не беспокойтесь, она откликнется, только много позднее, когда сама Республика оправится от ошеломления, причиной которого стали бесконечные преступления, а преступления не могут быть основой государства; она явится, когда Уругвай и Парагвай потребуют уважения к договору, заключенному между львом и ягненком, когда в половине Южной Америки наступит полный развал, который вле­чет за собой ниспровержение всех принципов морали и справедливости.

Аргентинская Республика являет собой сейчас военную машину, не способную действовать, не уничтожая и ту силу, что задушила все общественные интересы. Завершившись в самой стране, война шагнула за ее пределы; Уругвай и не подозревал о том, что его ожидают десять лет войны с Росасом; Парагвай не мог и вообразить пяти лет войны, как и Бразилия — тех двух лет, что она уже продолжается, Чили также не подозревает еще ни о чем, Боливия отнеслась бы к этому предупрежде­нию, как к нелепой шутке; но война надвигается, ибо такова природа вещей, ибо это зависит не от воли народов или от правительств, а от условий, присущих каждому общественному состоянию. Напрасно наде­ются, что тот, кто сначала стал бичом для своего народа, затем освободит его от бед, что тот, кто ниспровергал устои, на которых зиждется циви­лизованное человечество, затем укрепит общество — они весьма плохо знают Историю. Провидение распоряжается иначе: лишь один тип чело­века олицетворяет каждое определенное общественное состояние, каждую революцию, каждый этап прогресса.

В мои намерения не входило воссоздание этого неповторимого по дли­тельности в мировой истории царства ужаса, длившегося с 1832 по 1845 год [430], как не входит в план моей работы и описание подробностей всех страшных преступлений, совершенных в этот период. Рассказ о несчастьях, о безумии, в какое способен впасть человек, пользующийся без­граничной властью, может дополниться редкими и ужасающими фактами, взятыми из жизни Буэнос-Айреса. Я хотел лишь обрисовать происхож­дение этой власти и связать ее с теми особенностями, обычаями и нацио­нальными чертами, что дают о себе знать с 1810 года и постепенно на­чинают характеризовать все общество. Кроме того, я хотел показать ре­зультаты и последствия этого ужасающего мир ниспровержения всех принципов, на которых основывается человеческое общество.

В моем исследовании правления Росаса есть один пробел, и пока мне не удалось его заполнить, но корни душевного расстройства, приведшего к безумию общества, скрыты здесь. Росас не управляет, он не правит в общепринятом смысле этого слова. Месяцами не выходя из своего дома, никого не видя, он лишь руководит военными действиями, интригами, шпионажем, Масоркой, приводит в движение различные пружины своей мрачной политики, и ничто иное — если это не идет на пользу войне и не наносит ущерба его врагам — не входит в его планы, не интересует его.

Но не подумайте, что Росас не добился прогресса Республики, кото­рую он рвет на куски, нет, он великое, мощное орудие в руках Прови­дения, осуществляющее все, что важно для будущего родины. Посмот­рите, как это происходит. До него и до Кироги федералистский дух царил в провинциях, в городах, в федералистах, да и в самих унитариях; он искореняет его и создает для собственной выгоды унитарную систему, которую Ривадавиа хотел использовать для общего блага. Сегодня все эти мелкие каудильо из глубинных провинций, униженные и опозорен­ные, дрожат от страха, опасаясь прогневать его, боятся вдохнуть и вы­дохнуть без его на то согласия. Идея унитариев воплощена в жизнь — лишний здесь только тиран, и в тот день, когда одержит верх достойное правительство, оно не встретит сопротивления со стороны провинций, и все будет готово к объединению страны.

Гражданская война заставила портеньо двинуться в глубинку, а жи­телей внутренних районов перебираться из одних провинций в другие. Люди узнали, поняли друг друга, стали ближе в большей степени, чем того хотелось тирану; потому-то он и хлопочет об упразднении почтовой связи и переписки, потому он и следит за всеми. Вот это и есть настоя­щее объединение . Прежде существовали два различных общества: город и пампа, а когда пампа хлынула в города, гаучо стали гражданами и сторонниками городов.