Валерий Лаврусь - Очень странная история

После этого Жанна стала звать короля идти на Париж. Но… Но король перестал реагировать на Жанну… Для него она свою роль сыграла. Более того — стала мешать. А к зиме он, как обычно, распустил армию. С Жанной остались лишь её самые верные друзья и соратники: герольды Орлеанской Девы Амблевиль и Гиень, её «братья» Жан и Пьер дю Лисы — д’Арки, верный паж Луи де Кут, оруженосец Жан д’Олон, капеллан Августинский монах, брат Жан Паскораль и, конечно же, мы с Бертраном… да пара десятков солдат. Сначала мы пытались сделать что-то сами, помочь гарнизонам осаждённых городов… Но потом осели в Реймсе. Жанна всё рвалась на аудиенцию, всё хотела уговорить короля продолжить боевые действия, несмотря на начавшуюся зиму. Но тот не принимал…

Весной война возобновилась, однако велась вяло. А в конце мая Жанна вдруг исчезла из Реймса со своим оруженосцем д’Олоном. Как потом выяснилось, кто-то при дворе ей сказал, что бургунды осадили Компьень 66, и город зовёт на помощь Орлеанскую Деву. Жанна, не раздумывая, помчалась их выручать…

Говорили, что горожане Компьеня не открыли ей ворота. Говорили, они её предали… Это ложь! Простой народ не мог её предать! Они все были готовы отдать за неё жизнь! Жанна и д’Олон просто не доехали до города, бургунды взяли их в поле. И тут же отправили в Нормандию к англичанам.

Не буду рассказывать вам, матушка Елизавета, о том позорном судилище, который англичане и их прихвостни из Рима устроили над нашей Жанной… Все эти их обвинения в ереси, в колдовстве, в ношении мужской одежды, всё это было нужно только для того, чтобы опорочить Жанну в глазах французов. Дескать, смотрите, в кого вы верили! Так они рассчитывали сбить настрой у народа.

А когда их процесс стал разваливаться, они затеяли эту дурацкую проверку на девственность… Хотя, рассуждая логично, с этого стоило начинать. Девушка столько времени проводила с солдатнёй. Они же не знали, что мы спали втроем: я, Бертран и между нами — Жанна. Мы согревали её, хранили её сон. И я, и Бертран скорее бы отрезали себе руки или, как там сказано в Евангелии, вырвали бы собственные глаза, если бы они — руки и глаза наши — попытались нас соблазнить. Она для нас была… высшим существом… небесным творением… созданием из другого мира… святой! Хотя как воин она была профессионалом, заслуживающим всяческих похвал. Жанна была чиста как младенец!

Но чего ждать от этих епископов, которые продали свою родину и саму душу: они всё мерили по себе. Кстати, некоторые из них потом «случайно» пропали без вести, а одного и вовсе утопили в болоте — видимо, чёрт их всех забрал! Простите, мать Елизавета…

Когда им и с девственностью не удалось ничего доказать, они постарались быстрее завершить процесс. Но тут кто-то им намекнул, что они собираются извести королевскую кровь. Одно дело, сжечь какую-то бесноватую дурочку, и совсем другое — отправить на костёр пусть не законную принцессу, но всё-таки, человека, в чьих жилах течёт кровь тех же Каролингов, Валуа и Плантагенетов 67. Сильным мира сего это могло не понравиться. Потому решили: Жанну спрятать в Тауэре Руана, а сжечь — очередную дежурную ведьму, коих у них в подземельях всегда хранится ворох про запас. Про крест, что Жанна потребовала себе на костёр, и про то, как держала потом два прута, соединённых крестом, в руках, пока огонь её не поглотил, — народ, я думаю, придумал сам… Народ своих героев не забывает…

Жан задумчиво скатал несколько хлебных шариков и забросил их в рот.

— Всё это я узнал уже позже. А в то время я осаждал короля просьбами сделать хоть что-нибудь для спасения Жанны. Король принял меня лишь раз, выслушал, ничего не ответил… и только посоветовал не соваться не в своё дело. «Вы сквайр капитана де Бодрикура? — спросил он, — Ну так возвращайтесь в Вокулёр. Капитан вас уже заждался». На дворе шёл 31-й год, а из Руана прилетела страшная новость о казни Жанны. Что нам оставалось? Мы с Бертраном и вернулись в Вокулёр.

А потом поползли слухи, что сожгли не Жанну, а Жанна находится в башне в Руане. В 32-м её герольды Амблевиль и Гиень, собрав отряд из полусотни отчаянных парней, попытались захватить ту башню и освободить Жанну. Но…

Это была отчаянная попытка. Им удалось пробиться к башне, там их окружили, и всех вырезали.

Осуждение и «казнь» Жанны д’Арк не помогли англичанам. Французы уже получили своего короля, и главное, стало понятно: англичан можно бить. А «смерть» Жанны ещё больше распалила ненависть к оккупантам, их теперь рвали чуть не зубами. Англичане поняли, что совершили глупость, сотворив из Жанны мученицу, с её именем на устах в бой шли теперь все французы: и дворяне, и простолюдины.

И тогда… Они выпустили Жанну на свободу, правильно рассчитав, какое смятение это вызовет в рядах защитников. Одно дело святой образ, а другое — живой человек из мяса и костей, не погибший, как считалось, за Бога и Родину, и не горевший в костре с мученическим крестом в руках.

В это время случилось событие огромной важности — Аррасский мирный договор 68положил конец разладу между Францией и Бургундией. Страны заключили союз против англичан. У всех было приподнятое настроение, а тут такая новость: Жанна жива!

Нужно сказать: тогда многие из нас неправильно восприняли, что произошло. Надо было потихоньку Жанну спрятать и оставить народу символ. Но все так обрадовались, когда узнали, что она в Лотарингии, в Меце 69… Первыми туда устремились братья д’Арк, потом испросили у капитана отпуска мы с Бертраном, за нами примчался д’Олон, ему тогда в 30-м удалось бежать от бургундов. Приехали в Мец и брат Жан. К концу 36-го мы были снова вместе.

Боже, какое это было счастье! Правда, радость омрачало отсутствие некоторых наших товарищей. С нами не было наших мальчишек герольдов, они погибли в Руане, не было и верного пажа Луи, его убили при попытке первого штурма Парижа в 30-м. Но всё равно — мы были опять вместе! Собрав отряд, Жанна предстала перед королём, она снова была готова стать флагом нации. И, да, она, конечно же, снова видела сны!

В январе 37-го Карл дал аудиенцию Жанне. В качестве бессменных телохранителей и друзей на встрече присутствовали и мы с Бертраном. Король тепло принял Жанну. Обнял, называл сестрой, предложил разделить трапезу. За столом случился разговор, смысл которого сводился к тому, что, несмотря на горячее желание Жанны продолжить борьбу, его величество не мог позволить ей этого.

«Мой король! — помню, отчаянно умоляла Жанна, — наш отряд, все мы полны сил… Готовы гнать эту сволочь за Пролив 70, почему мы не можем внести посильный вклад в освобождении Франции?»

«Пойми, — отвечал ей король, — тебе нельзя воскресать! Ты не Иисус Христос, тебе это непозволительно. Кроме того, англичане сделали ещё один ход: теперь появилась некая Клод дез Армуаз, сбежавшая от мужа и объявившая себя Орлеанской Девой. Рано или поздно её поймают, образумят, она отречётся от имени… и отправится назад к мужу. А с тобой что делать? Ты — флаг! Ты — символ! Тебя вообще нельзя показывать людям. Плохо то, что тебя и так видело слишком много народа, это уже может внести смуту в головы французов!»