Виктор Поротников - Василий Буслаев

– Подлый разбойник! – вырвалось у василевса.

– Этот сын собаки пытается договариваться и с египетским султаном, – добавил логофет.

– Почему дремлют мои флотоводцы и позволяют нашим врагам по морю сноситься друг с другом! – рассердился Мануил. – Друнгария флота ко мне!

– Это еще не все, Божественный, – сказал Феофилакт, и тревога на его лице стала более явственной. – Корабли Рожера и войско Людовика пока далеко от Константинополя, но немецкие рыцари уже у наших стен. Мне доподлинно известно, что бургундский аббат Бернар Клервосский с самого начала призывает короля Конрада по пути в Святую землю захватить Константинополь. Этот нечестивый аббат и поныне находится в войске Конрада. Какие мысли лелеет Конрад, наслушавшись речей полоумного Бернара, одному Богу ведомо. Во всяком случае, под Адрианополем Конрад приказал своим рыцарям обнажить мечи против нас.

– Скверно! Как все скверно! – Мануил положил императорский жезл к себе на колени и в раздумье потер лоб пальцами. – Кругом одни разбойники! Этот Бернар, несомненно, действует с ведома папы римского. Надо поскорее переправить через Боспор войско Конрада.

– Следом за немецкими рыцарями идут толпы крестьян, весь этот сброд тоже придется переправить в Азию, – сказал Феофилакт.

– Переправим и бедноту, но после рыцарей, – раздраженно промолвил Мануил. – Отправь к Конраду послов, пусть они разузнают, с какими намерениями германский король пришел к Константинополю. Заодно пусть послы высмотрят, велико ли у Конрада воинство. Да пусть послы ведут себя с Конрадом подружелюбнее, не хватало только рассердить моего родственника. Войско и флот я отправлю против Рожера.

– По-моему, это неосмотрительно, повелитель, – выразил беспокойство Феофилакт. – Стоит Конраду узнать, что войско и флот покинули Константинополь, как его немецкие мозги мигом загорятся алчным желанием грабежа!

– Откуда Конрад узнает об этом, ведь мы не впустим его в Константинополь, – сказал Мануил. – А Рожера необходимо разбить до прихода французских крестоносцев. Понимаешь?

Феофилакт молча кивнул.

– Ступай, – негромко обронил василевс.

– Прости, Божественный, что отнимаю твое драгоценное время, – торопливо забормотал Феофилакт, – но мне хотелось бы еще раз поговорить с тобой о Василии Буслаеве.

– Каком еще Василии Буслаеве? – нахмурился василевс.

– Это русич из Новгорода, томящийся в темнице, повелитель.

– Еще один разбойник! – проворчал василевс. – Этот русич учинил кровавое побоище прямо в дворцовых палатах, поэтому пощады ему не будет. Так и запомни!

Феофилакт с поклоном удалился.

После утренней трапезы василевс заглянул в покои супруги, куда он никогда особенно не стремился, хотя их совместная жизнь началась всего два года тому назад.

Василисса была по характеру довольно своенравна, но не злопамятна. Она быстро усвоила местные нравы и распорядок Большого Дворца. Вот только греческий язык давался ей с трудом. Первые полгода от василиссы не отходила служанка-гречанка, знающая немецкий язык. Порой василисса брала служанку с собой и в спальню мужа. Лишь узрев, что супруг больше заглядывается на переводчицу, чем на нее, василисса всерьез взялась за греческий язык.

Перейдя в православную веру и получив новое имя, василисса все же предпочитала, чтобы окружающие по-прежнему называли ее Бертой. Зато она напрочь отказалась от своих немецких нарядов, предпочитая греческие платья и стиль причесок.

Двадцатилетняя василисса пышно завивала свои длинные светлые волосы, благодаря чему – да при стройной фигуре – она выглядела гораздо моложе своих лет. Ее цветущий вид первое время пробуждал в сластолюбивом Мануиле плотские желания. Однако страсть Мануила быстро пошла на убыль после ночей, проведенных с супругой. Очаровательная немка оказалась на редкость безразличной к любовным утехам. Воспитавшие Берту монахини вбили ей в голову, что все мужчины чуть ли не порождение Сатаны и даже грех с собственным мужем не избавляет ее от покаяния. После каждой ночи, проведенной с Мануилом, Берта бежала в исповедальню.

Хитрый Мануил отучил жену от этого, приказав священнику дворцовой церкви всякий раз назначать василиссе в качестве покаяния стоять обнаженной на коленях в церковном подвале, где было много крыс. Молодая женщина, от одного вида крыс едва не падавшая в обморок, перестала бегать к исповеднику по пустякам.

После обмена любезностями Мануил поведал супруге, что король Конрад и его крестоносцы стоят под Константинополем.

– Тебя это, кажется, не очень-то радует, мой милый, – заметила василисса, занятая перебиранием стеклянных баночек с благовониями.

– Я просто не выспался сегодня, – хмуря брови, проговорил император.

– Наверно, очередная красотка лишила тебя сна? – Василисса с коварной улыбкой взглянула на мужа.

«Похоже, евнухи ставят ее в известность обо всем, что происходит в моей опочивальне», – недовольно подумал Мануил.

Еще вчера это вызвало бы в нем гнев, но сегодня иные заботы делали для василевса все прочее мелким и незначительным.

– Я ведь не запрещаю тебе встречаться с молодыми богословами, – проговорил Мануил, садясь в кресло и не глядя на жену.

Василисса молча усмехнулась. Как будто она позволяет себе лишнее в беседах с безусыми монахами! К тому же подле нее постоянно находятся служанки.

– Я хочу, чтобы ты написала письмо королю Конраду, – сказал Мануил. – Такое письмо, какое я тебе продиктую.

– Зачем? – Василисса удивленно посмотрела на супруга. – Не проще ли пригласить Конрада к нам во дворец?

– Так надо, моя птичка. – Мануил постарался улыбнуться.

– Ты что-то замышляешь, Божественный, – прищурив глаза, медленно промолвила василисса.

На ее юном миловидном лице стал заметен оттенок проницательной задумчивости, к которой она была так предрасположена в часы уединения.

Мануил с сожалением отметил про себя, что Берта уже не столь наивна, какой она была еще год назад. В ней проклюнулись зачатки умной женщины с трезвым взглядом на жизнь и холодным безразличием к мужскому полу.

Женщин, отвергающих плотские утехи, Мануил считал особенно опасными, ведь они считают мужчин ниже себя и даже готовы бороться с ними, как со вселенским злом.

– Так, ты напишешь письмо Конраду, моя дорогая? – спросил Мануил, стараясь придать своему голосу нежные оттенки.

– И не подумаю, – спокойно ответила василисса, вновь склоняясь над своими склянками.

Мануил сидел напротив жены с каменным лицом.

Он не любил о чем-то просить, он привык повелевать! Однако рычать на эту белокурую немку, его жену, когда под стенами Константинополя стоят отряды короля Конрада, ее воинственного родственника, было не просто глупо, но и опасно. Василевс не знал, что ему делать.