Юлия Андреева - Метресса фаворита. Плеть государева

— Ладно, после обсудим. Идея мне понятна. Моих ребят можете обучать хоть прямо сейчас, кто посмеет возражать, присылайте ко мне. Ну, всё.

— Андрей Иванович, благодетель наш! — Кабатчик Кочергин рухнул к ногам Ушакова. — Сына-то моего, Илюшу, подозревают во всех этих смертоубийствах. А он, ну ты же его, почитай, с рождения знаешь, невинен, как ягнёнок.

— Разберёмся. — Ушаков рывком поднял дородного Кочергина и, поставив его на ноги, зашагал к открытым дверям кабака, Кульман с Кочергиным устремились за ним.

Остановившись на пороге, Андрей Иванович оглядел тускло освещённый обеденный зал, который ещё совсем недавно предлагал занять Могильщику по причине близости к крепости. В воздухе отчаянно пахло вином, снедью, перегаром и блевотиной. На столе, среди перевёрнутых кружек, костей, квашеной капусты и огрызков, опершись лбом о сложенные перед собой руки, лежал человек. В трёх шагах от него, запрокинув голову и раскинув руки, сидел в кресле толстый юноша в изрядно поношенном платье. Остальные трупы валялись на полу и на лавках. Всего семь человек.

Всё ещё не двигаясь с места и стараясь запечатлеть в памяти страшную картину, Ушаков положил руку на плечо Кульмана, и тот понял это как сигнал к началу действия.

— Необходимо зажечь полный свет, — тихо, но убедительно скомандовал медикус.

Стражники ещё размышляли, как это можно сделать, а вошедший за следователями Кочергин уже позвал своих помощников, и вместе они опустили один за другим три тяжеленных колеса, на которых обычно крепились свечи, и ловко заменили огарыши на новые свечи. В зале сразу же сделалось светлее.

— На столах, под столами ничего не трогать. Вино или пища могут быть отравленными. — Кульман прошёл к сидящему трупу, как-то открыв тому рот, внимательно осмотрел язык, затем склонился над руками и проверил пальцы, завершив осмотр, прошёл ко второму, третьему, четвёртому покойнику, первым делом заглядывая каждому в рот.

— Отравлены, все, как один, отравлены. — Вернувшись к Андрею Ивановичу, медикус достал из своего саквояжа весьма ладные кожаные наколенники и, привязав их к ногам и вооружившись лупой, занялся своим привычным делом.

Вошедшие Трепов и компания, не зная, что делать, застряли в дверях.

— Слушайтесь Антона Ивановича, если будете хорошо себя вести, он вам много интересного и полезного покажет. — Ушаков прошёлся по залу. — Сколько человек гуляли на именинах твоего сына? — поинтересовался он у Кочергина.

— Тридцать, — без запинки ответил тот. — Но шесть ушли, ещё только начало темнеть, потому как завтра боялись пропустить уроки.

— Список составишь.

— Составили уже. — Илья Владимирович протянул уже изрядно измятый лист. — Здесь я отметил тех, кто ушёл. — Его руки дрожали.

Ушаков передал список Трепову.

— Отметь, кто преставился. И где я могу увидеть живых?

На ночь их оставалось двадцать четыре, но на момент прихода в кабак Ушакова реально допрашивать можно было семнадцать человек, так как семеро также были отравлены и теперь находились между жизнью и смертью. С этими занимался незнакомый Ушакову медикус. Должно быть, Кочергин вызвал его, пока дознаватели бегали в крепость за подмогой.

— Кто поставлял вино?

— Вино я беру всегда одно и то же, у купца Терентьева. И оно хранится у меня в подполе, — затрясся пуще прежнего Кочергин.

— С собой никто никакого вина не приносил?

— Кто же в кабак со своим вином ходит? — опешил Илья Владимирович.

— И то правда. Кто имел доступ к твоему винному погребу?

— Вся прислуга в той или иной степени. — Кочергин только что не плакал.

— И хозяева, — понял мысль приятеля Ушаков.

Кабатчик кивнул.

— Когда поняли, что студенты потравились?

— Утром и поняли, когда прислуга пришла со столов убирать.

— Отчего же ночью им никто не прислуживал?

— Сами себя обслуживали. Илюша чего только из кладовок на стол ни тащил. Я ему обычно так говорил, что взял — то твоё. А что не успел, то моё. Ночью они без прислуги гуляли, потому как всё у них было. Я же погреба, кладовки — все запирал, сами знаете, они хоть люди и учёные, но одной ведь свечки достаточно, чтобы весь дом с добром сгорел.

— В общем, утром зашли и увидели...

— Утром я двух парней своих послал, чтобы они зал убрали, пьяных на двор вытащили или на лавках в задних комнатах разложили, — в общем, всё, как всегда. Поначалу-то они и не поняли, что произошло. Мёртвые гости или мертвецки пьяные — поди разбери. Правда, прежде Ильюшины гости в лоскуты не напивались, но что, мои парни пьяных не видели? В общем, начали выносить и только тут заметили и ко мне прибежали.

— Пришлите мне этих парней. — Ушаков внимательно изучал список. — Алёша, — обратился он к Трепову. — Переговори с сыном Ильи Владимировича, узнай у него, кто тут постоянные гости, а кто пришлые, ну и вообще расспроси, что не так было. Может быть, всё, как всегда, а какая-нибудь незначительная на первый взгляд мелочь — на особицу.

Алексей развернулся, и кабатчик повёл его в одну из задних комнат. А к Ушакову подошли двое парней в фартуках. Вид одного из них показался начальнику Тайной канцелярии болезненным.

— Ну, други дорогие, рассказывайте, как обнаружили это дело? Что предприняли?

— Да как обычно, вошли в зал. Видим, пьяные все, спят, храпят. Начали уборку.

— С чего обычно начинается уборка?

— Людей выносим или выводим на воздух. Кто как может.

— А в этот раз?

— И в этот раз, — пожал плечами парень в розовой рубахе, он выглядел поздоровее своего подельника, — первым делом отыскали господского сынка, разбудили его да и под белы рученьки вывели воздухом дышать.

Илья Владимирович приказал с утреца баньку растопить, чтобы, значит, оживить студентов-то.

— Отчего же первым делом вы занялись именно Ильёй Ильичом?

Парень молчал, в то время как его приятель вдруг бросился в угол, где его вырвало.

— Много ли с господского стола успел сожрать? И что именно жрал? — поинтересовался Ушаков, заметив, что парень начал выпрямляться.

— Да разве ж я знал, что оно отравлено? — простонал половой.

— Успокойся, если тут что-то и было отравлено, то вино. — Андрей Иванович обошёл стол, разглядывая бутылки.

— Почему вы так думаете? — Кульман оторвался от своей работы, с интересом уставившись на начальника.

— Закуска весьма однообразная, и должно быть, её все ели без исключения, на компанию обычно подают общие блюда, с которых каждый берёт, сколько желает. Значит, невозможно отравить какие-нибудь определённые тарелки. Вдвойне невозможно представить себе студентов, которые за столом только пили и не притрагивались к закуске. Что же до вина, оно подавалось в бутылках. Так что можно предположить, что несколько из них были отравлены.