Владимир Дегтярев - Коварный камень изумруд

Тут в лабазе зашумели.

Человек десять купчин подошли к Григорию Ивановичу Шелихову, стали его отодвигать от торца стола, где он было сел. То место значилось за Провоторовым.

Шелихов засмеялся, отошёл, сел куда предложили, на другом торце длинного стола.

Провоторов занял своё место, кивнул Егорову. Иосиф Гольц удивился кивку купчины, но не стал мерекаться, когда Егоров предложил ему поменяться местами. Поменялись, и Егоров очутился по левую руку Провоторова, на его конце стола. Гольц просто встал, обошёл сзади Провоторова и согнал с крайнего места перекупщика байкальского омуля, Фёдора Бесштанного. Перекупщика, известного половине Сибири тем, что по окончании путины он деньгами с рыбаками не рассчитывался, а велел брать в зачёт подённой платы рыбу. Кому бы она нужна, эта рыба, когда её в каждой луже поймать можно? Фёдора рыбачьи артели пытались образумить топорами, так он завсегда теперь ездил на путину с отрядом казаков, набранных из инородцев. Злые на русских инородцы, да ещё с ружьями, дело грозное. Рыбаки, правда, гилевали и при инородцах, но тихо. И каждый год дело кончалось у Фёдора Бесштанного тем, что рыбаки брали сезонную плату рыбой, а потом ту рыбу, но за половину цены, продавали тому же Бесштанному. Кличка Бесштанный к нему пристала от того, что при требовании справедливого расчета он всегда орал: «Да вы же меня без штанов оставляете»!

Провоторов только приготовился говорить, как тут Шелихов постучал ножом по китайской тарелке. Будто позвенел:

— Извини, Илья Никифорыч! Я только пять минут договорю, да потом уйду. Душа просит — сказать людям!

— Ну, скажи! — разрешил Провоторов, но не сел, а остался стоять.

— Граждане великой Сибири! — сказал Шелихов. — Разве я кого призываю покинуть Родину? Там, за морем, мы в тепле да в неге, да на плодородистых почвах создадим не новую Родину, а как бы продолжение Сибири, продолжение Великой России! Кто-то здесь крикнул, мол, американцы нас повоюют! Не повоюют нас американцы! Калифорния отделена от остальной Америки широким океанским проливом, высокими горами, надёжной границей. А потом, у нас в Калифорнии быстрее войска появятся, чем у Америки. Мы, русские, к защите Отечества, хоть и нового, свычны с древности! А будут войска, глядишь, и Аляска, и Калифорния, и половина Мексики, и Гавайские острова — всё будет наше! Предлагаю выпить за будущее Русской Америки!

Он поднял бокал вина из маньчжурского винограда.

Все собравшиеся разом повернули головы к Провоторову — пить или не пить с этим сказочником?

Иосиф Гольц, который был Ванька, родства не помнящий, тихо шепнул Егорову:

— Сто долларов дам в Америке, когда вернусь! Ведь пора этого гада резать!

— Помолчи! — подопнул его Провоторов. — Говорить я буду!

Он ещё выждал, потом проникновенно сказал:

— Уважаемый Григорий Иванович Шелихов! Мы, купцы сибирские, почитаем тебя за то, что в твоём лице наша великая императрица изволила сибирских купцов наградить за труды наши великие в пользу России. Великое тебе спасибо! Ты среди нас просто глыба агромадная! Мы бы рады, чтобы всё твоё предсказание насчёт Америки сбылось. И ежели бы могли, то споспешествовали бы твоему успеху. Но сам видишь, купцы мы не твоего размаха. Нам бы день прожить, да семью прокормить. Ты вот о бедных крестьянах печёшься, чуть ли волю-вольную готов им дать в Америке, а нам бы своим приказчикам хоть на гривенник подённую плату поднять, мы бы и рады безмерно. Так не позволяет наш капитал воевать Америку!

Собравшиеся зашумели, соглашаясь.

— Ты, Григорий Иванович, высоко взлетел, — задушевно продолжал Провоторов, — может, оттого и не видишь, что надо бы изначала Сибирь-матушку вспахать, да засеять, да людями обогатить. Может, и теми людями, что в русских губерниях живут бедно. Здесь бы им жилось привольнее, конечно... Однако, я так думаю, а собравшиеся меня поддержат... Думаю я, что есть у нас матушка императрица, коей сам Бог велел за нас, сирых и убогих, решать — где нам быть и что нам делать. А посему, предлагаю выпить сейчас не за русскую Америку, а за русскую Сибирь!

Все вскочили со скамей, заорали! Пили стаканами и сразу, а потом били глиняные стаканы об пол и орали «славу!» надёже сибирской купцу Провоторову.

Егоров отпил чутка из своего стакана, увидел, что Григорий Иванович Шелихов тоже только пригубил свой стакан. Поставил его на стол и вышел.

Через пару мигов раздался топот коней. Шелихов отъехал.

— Ну а теперь, — громко проорал Провоторов, — не сказки будут! Слушайте американского гостя!

Поднялся и встал на скамью Иосиф Гольц:

— У нас, в нашей дорогой и любимой Америке, всё готово! Наша страна готова даже пострадать за судьбу великой Сибири! Составлен особый план, поддержанный правительством нашей страны. Он есть на бумаге, и его получит Илья Никифорыч, ваш вождь и наставник, а в будущем, наверное, и президент...

За столом кто-то выругался грязно, но радостно.

— Ну, не президент, так как хотите, так и назовёте будущего главу отдельного вашего государства именем Республика Сибирь. Может, «верховный управитель». Ваше дело. А план таков. За три, много — за пять лет необходимо вытащить из России в Сибирь побольше народа. Крестьян ли, каторжан ли — это неважно. Ибо не вам и работать. Вам — командовать! Ясно? Так, говорю далее. Потом обратиться ко всем государям Европы и к нашему американскому президенту с бумагой. Это будет ходатайство...

— Кто бумагу сочинит? Мы безграмотные! — раздались крики хорошо выпивших людей.

— Будет вам бумага, самим мозги ломать не придётся... Это будет ходатайство: защитить от России военной силой новое государство — Республику Сибирь. Об её отделении тоже будут сначала бумаги, в том числе и к царю российскому. Царицы к тому времени не будет!

Поднялся огромный, будто медведь-трёхлеток, Афонька Спирин, бывший каторжанин, сознавшийся в пяти убийствах в Москве, но легко ушедший от каторги в Сибири. Нынче он торговал лесом и скотом, загоняя в рабство и в долги инородцев.

— У царства русского — войска аж двести тысяч, у царства — пушки. Разнесёт оно наше сибирское государство не за понюх табаку.

— А зачем тогда вы обратились к Америке? — хрюкнул смешком Иосиф Гольц, бывший Ванька Бесфамильный. — Англия да Америка, а там и Франция, продадут вам и пушки, и ружья, и огненные припасы. Отобьётесь.

Егоров почуял, будто у него по груди проехало колесо тяжёлой телеги.

— От же ты, елань дырястая да щелястая, — заорал Афонька Спирин на «мериканца», — сразу кричишь: «продадут»! Мы вам, значит, Сибирь на блюдечке подносим, а вы ещё за это с нас деньгу брать?

— А вот это — уже не твоя забота, Афоня! — обозлился Иоська Бес фамильный. — В Петербурге на то наши люди есть. Они всё подсчитают и всё подведут под одну черту. Не грей себе голову, грабь своих бурятов и эвенков, режь ихну скотину.