Юрий Слепухин - Государева крестница

— Сказал вот о случае и тотчас почуял — не то сказано! Ибо случай поистине слеп, и ежели согласиться с безумной мыслью, будто всё в земной нашей жизни движется случайным сцеплением обстоятельств, то не должно ли будет признать, что и живём мы вслепую, без цели и смысла? Сие же противно церковному учению) равно принятому всеми исповеданиями христианскими — и нашим православным, и кафолическим римским, и люторским. Посему хотелось бы мне видеть в том, что свело нас ныне, отнюдь не слепую игру случайностей, но как бы прообраз совокупной судьбы наших держав, забывших о разделявшей их брани...

Ишь завернул, подумал Андрей, когда печатник прервался, давая Лурцингу время перетолмачить сказанное. Твоими бы устами да мёд пить, только не верится, чтобы и впрямь забыли. Лучше было вовсе не начинать брани, чем сперва выжечь и вырезать полстраны, а теперь поминать о «совокупной судьбе»! Хорошо, хоть ратники за эти дела не в ответе — им что велено было, то и делали...

После Висковатого слово взял посол: ему, мол, тоже представляется не случайным, что именно здесь, в Московии, сумел он отыскать кровного родственника, чадо своей любимой сестры, и ему тоже хотелось бы видеть в этом доброе предзнаменование на будущее. Ел дядюшка не по-московски, на блюда поглядывал скорее с опаской, но питиям воздавал должное исправно, и скоро стало ясно, что долгого застолья немцам не осилить. Разве что придётся устраивать их тут на ночлег.

Когда уже прощались, посол заплетающимся уже языком многословно выразил надежду, что вскоре сможет принять племянника более по-семейному, снова его потискал и, шмыгнув носом от избытка чувств, снял с себя и надел ему на шею длинную золотую цепь.

— Не понял я, — сказал Андрей, когда, проводив ливонцев, остался с Висковатым наедине, — на ихнее подворье, что ли, собрался меня пригласить? А коли и впрямь пригласит — что делать? Вроде ведь не положено это...

— Там видно будет, — неопределённо отозвался печатник.

Ни Настя, ни её отец про ливонского дядьку пока ничего не знали: перед отъездом в Коломну Андрей не рассказал о разговоре с Годуновым, не успел ещё освоиться с сообщённой тем новостью. Скорее даже, не хотел ей верить и как бы надеялся, что не сегодня-завтра всё это окажется недоразумением, пустым слухом. И продолжал уповать на то же там, в Коломне. Вернусь в Москву, думалось, а там никакого дядьки, и Димитрий Иванович, если спросить, только посмеётся: пустое, скажет, наболтали...

Вернувшись же и получив от полковника наказ явиться к Висковатому, понял, что от дядьки-крыжака не отвертеться, но, свидевшись с Настёной, ничего ей не сказал. Не до ливонцев им было при первом по столь долгой разлуке свидании, это одно; а ещё Андрей решил, что сперва надо с тем дядькой встретиться и самому увидеть, какую же родню Бог послал, а уж потом про неё рассказывать.

Но теперь утаивать новость и далее было уже ни к чему. Никита, часто бывая во дворце, мог встретиться с Кашкаровым, разговориться с ним и ненароком узнать, что за диковинной роднёй обзавёлся будущий зять. Нет, лучше уж сказать самому!

Назавтра после приёма у Висковатого он поехал к Фрязиным. Никита, хмурый и чем-то явно озабоченный, встретил его на дворе и сказал, что Настёну лучше не выкликать — сказала, что неможется ей и хочет побыть у себя в горнице.

— И то, — согласился Андрей, — пущай там побудет, не станем её тревожить. Я, батя, с тобой хочу потолковать — новость есть, да такая, что не знаешь, как и подступиться...

— Подымайся ко мне, — сказал Никита, — я там доделать кое-что должен... завалили заказами — дохнуть некогда. А ты и расскажешь свою новость, что там ещё с тобой приключилось.

Поднялись в работную, Никита сел к верстаку под стеклянным шаром, стал перебирать железную мелочь, отыскивая нужное. Андрей придвинул стулец, устроился рядом, дивясь множеству разложенных по столу щипчиков, пилочек, напильников, тисочков и прочего приклада.

— Так что за новость? — спросил Никита, зажимая в тиски изогнутую железку.

— Сейчас скажу. А ты, батя, не был у полковника нашего? Вроде собирался его повидать, помнишь, был у нас разговор до моего отъезда в Коломну?

— Помню, как не помнить. Был я у Кашкарова, да ничего он мне толком не сказал. Я так понял, что тебя туда с тайным наказом посылают.

— Кой к чёрту «тайным»! Придумали невесть что... для отвода глаз. Мне он сказал, что в Коломне я не в такой опасности буду, как тут, в Москве. Для того, мол, и затеяна эта поездка.

— Какая ж тебе тут опасность? — спросил Никита недоверчиво. — Чего это они плетут?

— Мне откуда знать? Кашкаров ничего толком не пояснил. А вот после того был у меня другой разговор...

Он подробно, стараясь ничего не упустить, пересказал всё услышанное тогда от Годунова. Никита слушал, забыв о своей работе.

— Блажь какая-то, — проговорил он, выслушав до конца. — Может, разыграл тебя боярин?

— А на кой ему меня разыгрывать?

— Вроде и впрямь ни к чему, — согласился Никита. — Однако, чтобы наверху кто-то надумал к Настасье свататься... Да нет, Андрей Романыч, не могу в то поверить: тут либо Годунов чего напутал, либо его лазутчик приплёл, толком не дослышавши. Настя, сказал, — так, может, не про ту Настю речь-то шла!

— Имя назвал твоё, так что вряд ли. А что за «сватовство» такое и почему с Бомелием о том говорилось — то мне и самому непонятно.

Никита хмуро помолчал.

— То-то и оно, что с Бомелием, — сказал он наконец. — Было бы с кем иным, так я, может, только бы посмеялся... Бомелий же — ехидна столь злокозненная, что от него не знаешь, чего и ждать. На меня же обиду держит великую, вот что худо... Я тут однажды не сдержался — выложил ему всё, что мне про его старые дела ведомо. Так он того простить не может, выползень заморский...

— Вот этого, батя, не надо было.

— Да понимаю, что не надо! Чёрт меня тогда за язык потянул, старого дурака...

— Ладно, не горюй. Может, и в самом деле чего напутали? Хотя с чего бы им меня из Москвы отсылать, ежели напутано...

— Может, из-за ливонцев этих, — высказал предположение Никита.

— А чего ж тогда обратно вызвали, сами велели к Висковатому идти? Я-то не напрашивался! Сказать по правде, не так он мне и нужен, этот дядька...

— А вот это ты зря, — неожиданно сказал Никита.

— Чего «зря»? Да он вроде и невредный старичок, только что мне с ним, детей крестить? Во, гляди, какой поминок мне дал, как прощались. — Андрей полез в карман, достал цепь. — Настюшке отдам, пущай носит...

Никита взвесил комтуров подарок на ладони, одобрительно кивнул:

— Богатая вещь! Немец-то, видать, не из скаредных... а то среди ихнего брата такие сквалыги бывают, глядеть тошно. Только Настёне-то к чему?.У ней своих монист хватает, тебе дарено, ты и носи. Старика уважать надо, как-никак дядька!