Георгий Гулиа - Викинг. Ганнибал, сын Гамилькара. Рембрандт

— Могу, Ганнибал.

— Так отвечай же!

— Отвечу: мы победим, но это не будет прогулка. По крайней мере — там…

— Ты полагаешь, что там — пустыня? Ливийская пустыня?

— А что же?

— Люди живут на этих склонах.

— Они едят, спят?

— Нет, не спят! — Ганнибал заскрежетал зубами, и Махарбал верно рассудил, что не следует далее испытывать судьбу.

— Я все это говорю к тому, что размышляю. Только и всего. Но ежели руку положить на сердце, то скажу: мы победим.

— Перевалив через них?

— Да, через эти горы.

Ганнибал кивнул. Он сделал несколько шагов вперед и, приметив двух пращников, сделал им знак подойти к нему. Те мигом ускорили шаг и застыли перед Ганнибалом. Они не смели отвести от него глаз.

— Имя мое Гано Гэд. Карфагенянин.

— А ты? — Ганнибал посмотрел на Бармокара.

Тот молчал.

— У него есть язык? — спросил Ганнибал Гэда.

— Это мой друг Бармокар.

— Вы видите эти горы?

— Да! — воскликнул Гэд.

— Вижу, — сказал Бармокар.

— Что вы думаете о них?

Гэд рявкнул:

— Перескочим!

— Как ты сказал? — Ганнибала резануло это слово — «перескочим».

— Это в порту так выражаются.

— В каком порту?

— Карфагенском.

— Ладно, — сказал Ганнибал, — не в слове суть, а в том, как произнес его. Суть в вере твоей.

— Это так.

— Ну а что скажешь ты? — Командующий обратил вопрос к Бармокару.

— Я? — Пращник выглядел растерянным. В его глазах как бы усилился испуг.

— Что с ним? — спросил командующий Гэда.

— Ничего, он боготворит тебя… И все от этого…

— Язык запал, — усмехнулся Махарбал.

— Точно! — Гэд разинул рот до ушей.

Этот бравый солдат производил хорошее впечатление: и ростом вышел, и верой силен, и преданностью отмечен…

— И все-таки?.. — Ганнибал с любопытством рассматривал Бармокара.

— Я сам вызвался в поход, — проговорил наконец пращник.

— Похвально.

— Я жду победы.

— Хорошо говоришь. А что скажешь о них? — Ганнибал указал на горы.

— Немного побаивался, но теперь привык.

— Не привыкать надо, но покорять, — жестко проговорил Ганнибал. Брови его грозно сошлись над переносицей, губы сжались в тугой мышечный комок.

— Эй, пращник! — сказал Махарбал. — Выкинь из головы мутную мысль, а из сердца — сомнение.

— Я не сомневаюсь, я просто думаю. Как всякий человек.

Ганнибал переглянулся с Махарбалом. Начальник конницы скрестил руки:

— Пращник, не думать надо, но действовать. За тебя подумают…

— Да, да! — воскликнул Гэд, желая сгладить неважное впечатление, которое производил его друг.

— За меня? — Бармокар пожал плечами.

— Не отправить ли его в Карфаген? — проговорил Ганнибал.

— Нет, нет! — взмолился Бармокар. — Я пойду до конца.

— Хорошие слова, — сказал Махарбал.

А пращник в эти мгновения думал о Рутте — о смелой, милой, хрупкой и сильной Рутте. Нет, он никогда от нее не отступится, пойдет в снега, на льды, даже в само подземное царство. С нею ничего не страшно.

Ганнибал возложил свою руку на плечо Бармокара:

— Скажи: есть у тебя отец, мать?

— Есть, великий господин.

— А жена?

Бармокар молчал.

— Может, невеста, а?

— Наверное…

Ганнибал хлопнул по плечу пращника:

— Напиши им письмо, что ты скоро вернешься…

Бармокар кивнул.

— …что вернешься при деньгах…

Бармокар снова кивнул.

— …что деньги будут немалые…

— Исполню в точности.

— …что добыл хорошее состояние…

Бармокар опять кивнул.

— …что походы были нетрудными…

— Да, да…

— …что победа далась быстро… Словом, понял меня?

— Да, великий господин.

— А ты, молодец, — Ганнибал оборотился к Гано Гэду, — тоже напиши своим. У тебя есть уши, и ты все слыхал…

— Разумеется, великий господин.

— Ну, Махарбал… — Ганнибал с удовольствием потер руки, — теперь, надеюсь, эти горы не так пугают тебя.

— Они меня никогда не пугали, — проговорил Махарбал.

— Очень все это хорошо! — Ганнибал посмотрел на горы. — Я знаю, что в любой горной складке. Знаю, кто притаился с камнем за пазухой, кто ждет не дождется нас, кто предан Риму и кто ненавидит его. Мне известно все о любой тропе в этих горах. Скажите об этом всем. Пусть знают это все.

— Обещаем! — сказали в один голос Бармокар и Гэд.

— И главное — не хныкать! — Ганнибал кому-то погрозил пальцем. — Не хныкать!

Пращники попятились, а затем живо удалились от палатки командующего. И уже там, в лесочке, Гэд вопросил:

— Какая злая сила понесла нас к этой палатке?

— И никто не задержал нас, — удивлялся Бармокар.

— Кому мы нужны?

— Вспомни, Гэд, как закончил свою жизнь…

Бармокар имел в виду Гасдрубала, сменившего на посту командующего в Испании великого Гамилькара, отца Ганнибала. Гасдрубал погиб от руки раба-убийцы. Может быть, подосланного. Кто это может знать доподлинно?..

— Ты как дитя, — насмешливо произнес Гэд. — Неужели полагаешь, что мы были одни с командующим?

— Я никого больше не видел, Гэд. Кроме Махарбала.

— И не увидишь. Только не вздумай хвататься за кинжал — тебя мигом схватят невидимые руки.

— А я и не подумаю. Я, кажется, начинаю любить его.

— Начинаешь? — Гэд захохотал. — Ты обязан любить. Притом давно. Ведь ты его пращник. И если надо, то ляжешь за него костьми.

Бармокар пожал плечами и промолчал. Он спрашивал себя: был ли он искренен, отвечая на вопросы Ганнибала, или же поддался неведомым чарам, исходящим от полководца? Разве не грызло его сомнение перед тем, как он принял решение идти в этот поход и отказался от домашнего очага в родном Карфагене? Почему он не сказал прямо, что идет в поход под влиянием Рутты — испорченной девицы-иберийки? Побоялся? Устыдился? А может быть, это Гано Гэд повинен во всем? Ответить однозначно на эти вопросы невозможно. На них не ответил бы даже его старый дед, который учил грамоте и сам знал кроме финикийской также египетскую, греческую и вавилонскую грамоту.

«Гано Гэд идет вперед не раздумывая. Он уверен. Он целиком полагается на командующего. Но разве Ганнибал бог? Разве избавлен он от ошибок? И не содержит его решение идти через Альпы на Рим роковую ошибку? Каково влияние на меня Рутты? Неужели столь велика любовь, что с нею не страшна эта огромная снежная стена, поднявшаяся до неба?»

Так думал Бармокар, шагая рядом со своим другом. Тот насвистывал веселую песенку карфагенских грузчиков. Он выглядел молодцом, шагал браво и вовсе не думал ни об Альпах, ни о Риме, ни… Бармокар решил спросить друга, о чем думает он в эти мгновения.

— Я? — словно бы не расслышав, сказал Гэд.

— Ты.

— О чем думаю? — Гэд остановился, запрокинув голову. Вверху плыли причудливые облака — белые-белые, как египетский хлопок. — Ты спрашиваешь…

— Именно. Спрашиваю.