Инга Кондратьева - Девятая квартира в антресолях - 2

Услышав про Институт, полковник переглянулся с напарником и чуть сник.

– И все же прошу Вас, барышня, пройти в кабинет и объяснить происхождение этого пятна от машинописной краски.

Лиза миновала его и с порога посмотрела на папин стол. Машинка была расчехлена, но Лиза с удивлением заметила, что печатная лента установлена в ней на своем месте. Она взяла себя в руки.

– Ах, это? – попыталась как можно беспечнее спросить она. – Да, пятно недавнее, но это не краска… Это чернила! Савва Борисович случайно пролил летом…

– Какой такой Савва Борисович? – у проводившего обыск жандарма на лбу появились озабоченные складки.

– Мимозов. Савва Борисович. Вы наверно, о нем слышали?

– Он что же…, – полковник, кажется, был уже не рад тому, что попал в подобную ситуацию, Савву в городе знали все. – Он бывает у Вас?

– Ну, конечно! – Лиза улыбнулась. – Они же с папой компаньоны. И машинку эту он нам подарил!

– Простите! – полковник утер лоб. – Простите, барышня, но служба! Обязан был проверить… Видимо нас неверно информировали.

– Что Вы! – Лиза снова вышла в коридор. – Я ничем не намерена вам препятствовать, выполняйте свой долг спокойно. Если что-то потребуется, обращайтесь к Наталье Егоровне – у нее все ключи от дома. Позволите удалиться?

– Да мы, собственно… Мы уже заканчиваем. Не изволите ли, сударыня, подписать бумаги?

Тут же возник рядом Лев Александрович.

– Извольте учесть, что барышня в том возрасте, что не является полностью дееспособной. Лучше бы Вам обратиться к ее отцу.

– Но это простая формальность, сударь, и никакой силы не несет за собой. Простое уведомление о проведенных нами действиях.

– Тогда позвольте ознакомиться! – Лев Александрович вышел вперед.

Он не мог грязными руками взяться за бумаги, поэтому Лиза перекладывала их перед ним на столе, пока он все внимательно просматривал. Он кивнул ей, она подписала, визитеры удалились.

– Господи! – Лиза рухнула на стул, до сих пор держа в руках шляпу. – Как же это? Няня?

– Все позади, Елизавета Андреевна, – успокаивал ее Борцов. – Все обошлось!

– Как, как? – ворчала перенервничавшая не меньше других Егоровна. – Вон, твой прилетел! Машинку вашу раскурочил. А она ж не отмывается! Ну, придумали, вот – жених, свекла… Уж, прости нас!

– И еще журнал Ваш пришлось в печке спалить, – покаялся и Лев Александрович.

– Да нет, наоборот, вы такие молодцы, – Лиза все еще не могла понять, что это все происходит именно с ней, и до конца не осознавала, что именно только что прошло рядом, миновало в такой близи. – Но Лида! Как же она?

– Видимо, не выдержала давления, проговорилась, – Лев Александрович сейчас почему-то не склонен был топить Лизиных приятелей и говорить не о том, почему показала на подругу, а почему вообще посмела сотворить такое в чужом доме. – Девушка же.

– Она что, арестована? – с ужасом спросила у него Лиза.

– Задержана. Эти… как уходили, то я слышал, переговаривались, что Олениных надо отпускать, на них тоже ничего конкретного нет.

– Боже! И Ольга Ивановна? А Вы? Как Вы обо всем узнали?

– Ваш друг… – Лева произнес это через силу, отдавая должное. – У Вас неплохие друзья, Елизавета Андреевна. Такой глазастый молодой человек прибежал к Савве Борисовичу. Я – сюда, а Савва сейчас ищет Вам адвоката.

– Спасибо вам, – Лиза встала и подошла ко Льву Александровичу. – Вам всем… Я рада… Я рада, что Вы снова тут, и что мы снова… Вы ведь будете по-прежнему заходить к нам, Лев Александрович, ведь так?

– Нет, не так, Елизавета Андреевна, – со вздохом ответил Борцов, но протянул ей обе ладони открытыми, и она положила кисти своих рук сверху, а он чуть сжал их. – Я, знаете ли, уезжаю. В Москву.

– Надолго? – в голосе Лизы прозвучала тревога, а в сердце Льва Александровича от этого что-то затрепыхалось. – А как же Ваша служба?

– С ней покончено, – улыбнулся архитектор. – Получил полный расчет, свободен. Вы расстроились, Лиза?

– Да, – Лиза опустила глаза. – Мне будет не хватать разговоров и прогулок с Вами. Обещайте хотя бы писать нам с папой. Хорошо?

– Хорошо.

Лев Александрович ушел, на душе его прояснилось. А Лиза не успела разобраться, что именно творится у нее внутри, потому что в дверь снова настойчиво стучали.

– Да что ж за день-то такой! – шипела Егоровна, оттирая Лизу с прохода и отворяя входную дверь.

На пороге стоял казенный курьер, он вручил Лизе запечатанный сургучной печатью пакет на имя Полетаева. Оставшись одна, Лиза не удержалась и вскрыла послание. У папы – сердце, мало ли чем там, внутри конверта. Если она будет знать, то сможет сообщить папе новости как-то мягче, подготовить его к новым неожиданностям.

В конверте обнаружилось официальное предписание: «Председателю правления явится туда-то и туда-то, в такой-то день, в такой-то час, для встречи с представителем – Адмиралтейство желает разместить Государственный заказ на изготовление измерительных и чертежных инструментов в Товариществе Полетаева, получившем на XVI Всероссийской промышленной и художественной выставке право клейма Государственного герба на всех своих изделиях».

***

– Венчается раб божий Андрей рабе божьей Наталии…

Гостей в сельской церкви было немного, только свои. На воздухе уже стало прохладно, и застолья на дворе устраивать не решились, но в Гостевом доме было накрыто для всех. Мастерские, село, крестьяне с ближних деревень – все сбежались посмотреть, как барин на хозяйке женится.

Ах, как хорошо, как славно было на душе у Лизы. Это произошло не сегодня, с ней это уже много дней подряд, и, слава Богу, все не проходит, все остается. Она заметила это, как-то проснувшись утром совершенно изменившейся. Ничего особенного накануне не происходило, повода никакого не случилось, но, открыв глаза, она почувствовала, что душа ее вернулась на место. Что у нее в груди, где-то в том месте, докуда только и можно вздохнуть, глубоко-глубоко – живет снова ее светящийся колобок, что от него исходит ровное сияние и чуть заметное тепло, что пустота и тревога, образовавшиеся на этом месте и мучавшие ее несколько месяцев подряд, растворились. Исчезли. Что она – прежняя Лиза, радующаяся каждому дню.

Но нет! Не прежняя. Теперь она стала сильнее и уверенней, теперь не только радость, но и все, что день может принести ей или ее близким, встретит она этим ровным свечением внутри. И все будет хорошо! Все уже было хорошо. Все налаживалось. Папа заключал один контракт за другим, подписывал договоры, получал авансы. Выставка завершилась, гости их разъехались. Особенно трогательным было прощание с Вересаевыми. Аленка тоже сильно изменилась за это лето.

– Вы не подумайте, Елизавета Андреевна, что я не замечаю успехов своей дочурки! – говорил ей на прощанье Сан Саныч. – Это только кажется, что я весь в делах. Я вижу, что ребенок стал не только уверенней в знаниях, за это огромное спасибо и Вам, и Вашей подруге, очень жаль, что она не смогла зайти проститься. Но еще я вижу и то, что Алена стала по-другому разговаривать. И не только с нами, но и с незнакомцами. Что у нее появилось собственное мнение, что она уже хочет его отстаивать, что все чаще это у нее получается. Это, знаете ли, характер вырисовывается. И тут уж Вашего влияния не отнять, не отмахивайтесь! Упорство в достижении результатов, регулярность занятий, преодоление – этому всему научили мою дочь именно Вы и музыка!