Рудольф Баландин - Миклухо-Маклай

Мятежнику: «Преодолей себя!»

еорг Кристоф Лихтенберг давно отметил закономерность, повторяющуюся из века в век, из поколения в поколение, резкое разделение людей на две неравных категории: большинство — приспособленцев, меньшинство, чаще всего ничтожное, — преодоленцев. Он писал:

«Заурядный человек всегда приспосабливается к господствующему мнению и господствующей среде, он считает современное состояние вещей единственно возможным и относится ко всему пассивно. Ему не приходит в голову, что всё — от формы мебели до тончайшей гипотезы — решается в великом совете человечества, членом которого он является...

Великий же гений всегда задаёт вопрос: а может быть, это неправильно?.. Поблагодарим же этих людей, что они порой, хоть однажды, встряхивают то, что стремится осесть...»

Но когда, в какой период своей жизни человек становится приспособленцем или преодоленцем?

Кто-то уверен, будто все главные качества человека предопределяются его наследственными свойствами, генетическим набором определённых признаков, подобно тому, как наследуют носик мамы или уши дедушки.

Но это — привычное заблуждение, сохраняющееся из-за нежелания разобраться в сути дела. Если бы гениальность, необычная одарённость в интеллектуальных областях была врождённой, она бы проявлялась с детства и юности.

Одарённых детей бывает немало. Их называют вундеркиндами, ими восхищаются, они показывают высочайшие коэффициенты интеллектуальности и побеждают во всемирных олимпиадах по различным отраслям науки и техники. Но многие ли из них прославились позже какими-то замечательными открытиями в научно-технических областях, в философии? Что-то об этом не слышно.

Выдающемуся человеку приходится преодолевать давление, неимоверную силу тяготения окружающей среды. Ему надо проявлять не столько гибкость ума, сколько твёрдость характера, верность своим убеждениям, упорство в достижении поставленных — не кем-то, а самим собой — целях.

В середине XIX века ещё сохранялись иллюзии по поводу френологических закономерностей, связывавших особенности личности человека с конструкцией черепа, его формой и рельефом. Предполагалось, что скрытый под этой костяной оболочкой мозг — вместилище разума — развивается сообразно её рельефу. Каждая выпуклость или впадина на черепе, согласно такому взгляду, определяет те или иные способности, склонности, черты характера.

На одной из иллюстраций к френологическому трактату того времени был изображён демон, который лепит головы детям; из рук его выходят и узколобые глупцы, и слабоумные со скошенными черепами, и одинокий мыслитель с крутым широким лбом и ясным взором. Такова аллегория врождённых качеств личности.

Надо заметить, что и Миклухо-Маклай в некоторой мере вынужден был отдать дань научным взглядам и предрассудкам своего времени, придавая большое значение сбору черепов представителей разных народов и рас. В своих завещаниях упоминал о том, что представляет свой череп для научных исследований. В этом отношении он вольно или невольно подражал основателю френологии австрийскому профессору Францу Йозефу Галлю, чьё тело было похоронено в 1828 году без головы (она была завещана его последователям).

Учёным так и не удалось подтвердить френологические закономерности. Правда, во второй половине XIX века английский оригинальный учёный Френсис Гальтон попытался доказать, по его словам, «что природные способности человека являются у него путём унаследования при таких же точно ограничениях, как и внешняя форма и физические признаки во всём органическом мире». Отсюда он сделал вывод: «Подобно тому, как... с помощью тщательного подбора нетрудно получить такую породу лошадей или собак, в которой быстрота бега представляла бы качество не случайное, а постоянное, или добиться какого-либо другого результата в том же роде, — точно так же было бы делом вполне осуществимым произвести высокодаровитую расу людей посредством соответственных браков в течение нескольких поколений».

Гальтон написал книгу «Наследственный гений таланта, законы и последствия», в которой стремился доказать на многочисленных примерах, что гениальный человек формируется в результате сочетания нескольких врождённых качеств. Например, выдающихся учёных «характеризует энергия, здоровье, выдержка, деятельность, независимость характера и врождённое влечение к науке».

Но если так, если гениальность зависит от наследуемых качеств, то логика подсказывает вывод, сделанный Гальтоном: есть возможность с помощью искусственного отбора создавать наиболее одарённые разновидности человеческой породы. Гальтон придумал название для такого метода: евгеника (в переводе с греческого — «наука о благорождении»).

После работ Чарлза Дарвина об искусственном и естественном отборе эта идея, что называется, носилась в воздухе. В России, например, ещё до появления соответствующего труда Гальтона была опубликована в 1866 году книга профессора В. М. Флоринского «Усовершенствование и вырождение человеческого рода». Правда, в ней речь шла прежде всего о необходимости пресекать передачу потомству наследственных дефектов.

Кстати сказать, первой солидной книгой Гальтона была «Искусство путешествовать», изданная в 1855 году. Она пользовалась немалым успехом и пропагандировала не только то, что называется теперь туризмом, но и путешествие как средство познания, незаменимое для натуралиста.

Таким образом, в то время когда Миклухо-Маклай складывался как естествоиспытатель, особой популярностью пользовались идеи, связанные с познанием природы, путешествиями, особенностями человеческих рас, связи строения мозга (черепа) с характером и способностями человека. Не удивительно, что Николай Николаевич избрал для себя такую научную работу, которая соединяла в себе все эти направления мысли.

Однако возникает вопрос: как мог он решиться на это отчаянное предприятие? Ведь Маклай не обладал едва ли не самыми главными качествами, обеспечивающими возможность выживания в экстремальных условиях: крепким здоровьем, недюжинной физической силой, избытком так называемой жизненной энергии. И откуда бы взялось у него «врождённое влечение к наукам», если в его роду не было вовсе учёных?

На подобные вопросы ещё сотню лет назад было бы очень трудно ответить из-за недостатка фактических данных. В наши дни кое-что прояснилось. Нетрудно проследить потомство, скажем, Ломоносова или Пушкина — безусловных гениев. У Ломоносова в числе предков не было, понятное дело, учёных или философов. Среди его потомков оказалось немало знатных особ — графов, баронов. Только вот не оказалось ни одного сколько-нибудь выдающегося мыслителя, учёного. То же можно сказать о множестве других выдающихся людей, среди предков и потомков которых невозможно отыскать незаурядных людей.