Дмитрий Дмитриев - Император-отрок. Историческая дилогия

– Так вот как, господин фельдмаршал! – воскликнул он. – Вы находите свой род знатнее моего?.. Хорошо! Хорошо! Вы правы, граф. Надо принять меры и скорее отстранить от императрицы эту старую лисицу.

– И чем скорее, ваша светлость, тем лучше. Для полного вашего могущества надо подальше отдалить от двора таких людей, как Миних, Волынский…

– Да, да. Благодарю вас, граф. Я не забуду вашей преданности, – пожимая руку Левенвольду, проговорил Бирон.

– Всегда готов служить вашей светлости.

Бирон стал действовать против Миниха не открыто, потому что фельдмаршал был в большом доверии у государыни Анны Иоанновны и Бирон опасался Миниха, сознавая его редкий ум. Однако лазутчики и сыщики стали тайно следить за Минихом и обо всем, что делалось или происходило в его доме, доносили своему патрону. Из этих донесений Бирон понял, что ему угрожает опасность, если он не примет мер против Миниха.

Миних жил близ Зимнего дворца в казенном доме. Бирон настоял, чтобы его немедля переселили на другую сторону Невы, дальше от дворца. Из-за этого произошел полный разрыв между Бироном и Минихом.

Последнему открыто бороться с этим случайным вельможей было невозможно. Он сознавал, что если открыто пойдет против всесильного фаворита государыни, то его постигнет еще худшее; поэтому он затаил в своем сердце вражду к всесильному временщику и стал выжидать удобного случая к отмщению.

Однажды императрица спросила вошедшего к ней Бирона:

– Что, герцог, нонче такой хмурый?

– Большие неприятности, ваше величество.

– Какие такие?

– У меня много врагов, ваше величество.

– Об этом я уже не раз слышала, – с ноткой неудовольствия проговорила государыня.

– В числе их, ваше величество, есть два очень сильных и влиятельных человека, – спокойно продолжал Бирон, не обращая внимания на неудовольствие государыни.

– Кто такие?

– Дозвольте, ваше величество, мне умолчать, потому что, боюсь, вы мне не поверите.

– Да говори, назови мне своих врагов.

– Сильные из них – это Миних и Волынский.

– Не знаю, герцог, враги ли они твои, но знаю, что оба они – мои верные и преданные люди, и обидеть их чем-либо я никому, никому не дозволю, – взволнованным голосом проговорила царица.

– Ваше величество, я и не думаю обижать их, я только имею честь докладывать вам, кто мои враги, – обиженно проговорил всесильный временщик.

– Ну, оставим про это, герцог. Ты никак на меня осердился?

– Смею ли я сердиться? – холодно ответил Бирон.

– Да, да, не сердись… Растрепа я… Сейчас до тебя был у меня с докладом Ушаков… про Долгоруковых сказывал…

– Что такое, ваше величество? – живо спросил герцог.

– И в Сибири-то им не живется спокойно, и там, вишь, измышляют лихо против меня да поносят меня скверными словами. А всех больше Иван Долгоруков.

– Это дело нельзя оставлять, ваше величество, нельзя оставлять… Надо поступить с Долгоруковыми со всей строгостью закона… Поноситель императорского имени должен быть казнен, – горячо проговорил Бирон, не любивший Долгоруковых, как и прочих русских именитых бояр и князей.

– Я приказала Ушакову навести справки о Долгоруковых и послать к ним фискалов, а если они окажутся виновными, то судить…

– И казнить, – подсказал государыне Бирон.

Дело князей Долгоруковых снова всплыло наружу.

Вернемся опять в пустынный и неприглядный Березов и посмотрим, что произошло в семействе Долгоруковых.

Перемен случилось там немало. Глава ссыльной семьи князь Алексей Григорьевич в 1734 году умер, и князь Иван теперь стал старшим в семье. Но распри между Долгоруковыми происходили по-прежнему, и вся горесть семейных распрей падала на долю несчастной жены, Натальи Борисовны.

Долгоруковы, несмотря на строгие инструкции о содержании ссыльных, пользовались особым покровительством своих приставов и караульных офицеров. Даже сам воевода березовский, добрый и благодушный старик Бобровский, и его жена часто бывали в гостях у опальных, принимали их у себя, присылали им «разную харчу» и дарили их песцовыми и другими мехами. Князь Иван Алексеевич и его жена, в свою очередь, не скупились на благодарности воеводе.

Князь Иван, общительный от природы, скоро и в Березове завел не только знакомство, но даже дружбу с офицерами местного гарнизона и с теми, которые наезжали в Березов, а также с духовенством и горожанами. Особенно близко сошелся он с флотским поручиком Дмитрием Овцыным, и эта дружба и погубила Долгоруковых. Под влиянием нового знакомства князь Иван вспомнил свою прежнюю разгульную и бесшабашную жизнь, стал кутить и бражничать с новыми знакомыми и в пьяном виде позволял себе говорить много лишнего.

Он резко и неосторожно выражался о государыне Анне Иоанновне и о царевне Елизавете Петровне, о временщике Бироне и о других придворных «креатурах». Эти рассказы занимали его слушателей, и они нарочно подзадоривали его.

– Эх, братцы, ныне наша фамилия и род совсем пропали, – с отчаянием в голосе заметил однажды подгулявший князь Иван своим гостям-приятелям офицерам и приказным. – Между тем наш род очень велик – мы происходим от первого князя Рюрика и от святого князя Владимира, а теперь мы в большом несчастье и в бедности. Ведомо ли вам, откуда вся наша бедность и несчастье?.. Все, все от нее, от царицы Анны!

– Ванюша, перестань, оставь! Что ты тут городишь… разве можно? – предостерегала мужа Наталья Борисовна.

– А почему же нельзя?.. Разве грех – правду говорить? Молчать не стану, говорить хочу. Тишин, а Тишин, правду я говорю или нет? – обратился князь Иван к новому своему гостю, тобольскому таможенному подьячему Тишину, который по делам службы часто приезжал в Березов.

– Да, да, так, – ответил тот.

– А ты не дакай, а сказывай: правду я говорю?

– Ну, ну, хорошо… правду.

– Ты боишься, Тишин, что в ответ попадешь… проведают… Кажись, фискалов да сыщиков между нами нет, – оглядывая своих гостей, проговорил князь Иван.

– Нет! Разумеется, нет.

– А если нет, то говорить можно. Кроме царицы Анны, есть у нашей семьи другой ворог – царевна Елизавета.

– Да замолчишь ли ты, замолчишь?! – чуть не крикнула на мужа княгиня Наталья Борисовна.

– Кроме того, самые злейшие наши враги – Бирон, бывший конюх, и наушник Левенвольд… Этот самый Левенвольд за мою жену сватался, за Наталью Борисовну, а я невесту-то у него и отбил… Вот и злится на меня проклятый немец, – нисколько не обращая внимания на возражения жены, продолжал Иван Алексеевич. – Теперь немцы при дворе большую силу забрали… им все чины, им ордена и почести, а нас, природных бар да князей, в ссылку, в Сибирь.

Такие и подобные им разговоры часто происходили у Долгоруковых, и на опальных полетели доносы в Петербург. Однако особых последствий эти доносы не имели: правительство ограничилось лишь приказом не выпускать Долгоруковых из острога; у них были отобраны и описаны некоторые вещи, а также было возбранено принимать горожан.