Виктор Мануйлов - Жернова. 1918–1953. Обреченность

– Что ж, на этот раз вы сработали хорошо, – похвалил Сталин. – Но это должны быть краткосрочные контракты. Иначе можем влезть в кабалу.

– Всего на три года.

– Три года – куда ни шло, – согласился Сталин и вдруг заговорил совсем о другом: – Ты, Анастас, тоже учился в семинарии. Даже закончил… в отличие от меня. Не знаю, как у вас, в армянской семинарии, а у нас, в грузинской, заставляли зубрить Евангелие от Иоанна от «Вначале было слово»… до «Многое другое сотворил Иисус…»

– «… но если бы писать о том подробно, – продолжил цитировать Евангелие Микоян, – то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг. Аминь».

– Вот-вот. И меня разбуди ночью – и я от первого до последнего слова вспомню. На зубрежке религия держалась, церковь держалась, государство держалось, и тем народ сплачивался в единое целое… на определенном историческом этапе, разумеется, – уточнил Сталин. – Народ, конечно, Евангелие не зубрил. Дай бог, одну-две молитвы – и то ладно. Но ничего лучшего за всю человеческую историю не придумали для сплочения народа в единую нацию, как утверждение в его сознании некой истины, всем понятной и не требующей доказательств. Только церковники обещают рай на небе после смерти, а нам нужен рай при жизни, основанный на человеческих потребностях. Однако начинать надо с того же самого: «Вначале было слово и слово это было о социализме, то есть о справедливой жизни для всех…»

– Для меня, товарищ Сталин, это нечто новое в марксистско-ленинской науке, – хохотнул Микоян, решив перевести разговор в шутку. – Я своим скудным умом так вот сразу и не соображу, каким боком это относится к внешней и внутренней торговле.

Он явно хитрил, хотя отлично понимал, что имел в виду Сталин. Более того, Микоян сразу же сообразил, зачем Хозяин увел его от других гостей, почему он так возбужден: Сталин хотел прощупать его, Микояна, взгляд на свою теоретическую работу, которую Хозяин назвал так: «Экономические проблемы социализма в СССР». В ней он обосновывал планы развития страны и советского общества на долгую перспективу с точки зрения марксизма-ленинизма. Но Микоян, не слишком-то разбирающийся в марксистской теории, никак не мог связать эту работу со своей повседневной практикой. Работа Сталина казалась ему абстрактной, оторванной от жизни, хотя и содержащей кое-какие интересные умозаключения. Вряд ли и другие члены Политбюро вникли в эту работу глубже, чем он сам. Но выглядеть дураком в глазах Сталина не хотелось, поэтому он и увиливал от прямого ответа.

– К торговле это имеет отношение самое прямое, Анастас, – рассердился вдруг Сталин, сверкнув на Микояна табачного цвета глазами. – Да только вы дальше носа своего ничего не видите и видеть не хотите. Советский торговец не должен забывать, ради чего он торгует. Он должен помнить, что торговля есть одно из средств в современном мире, с помощью которого социалистическая экономика оказывает влияние на весь мир. А ты и твои люди зачастую превращают торговлю в самоцель, сами превращаются в торгашей, отделяя себя от социализма и коммунизма. Случись какая-нибудь заварушка, твои торгаши первыми станут набивать собственные карманы, грабя свой народ…

Сталин остановился, вытряхнул из трубки пепел, сунул ее в карман, повернулся и пошел к беседке.

Микоян последовал за ним.

Когда все расселись вокруг круглого стола, Сталин, ни на кого не глядя, спросил:

– Прочитали?

Первым ответил Маленков:

– Конечно, товарищ Сталин! С большим вниманием и удовольствием. Мне кажется, что основные положения вашей работы надо внести в отчетный доклад съезду… в его, так сказать, теоретическую часть. Чтобы товарищам из стран народной демократии и развивающихся стран стало ясно, по какому пути идти в экономическом развитии своих стран на современном историческом этапе.

– Ну, а конкретнее… Я хочу услыхать ваше мнение, ваши замечания, критику… Вон Анастас свою торговлю никак не может связать с проблемами социализма. Его смущает возможность построения коммунизма с его безденежными отношениями в капиталистическом окружении. А ты, Георгий, что думаешь по этому поводу?

– Я думаю… Я, товарищ Сталин, думаю, что, когда мы построим коммунизм, капитализм перестанет существовать или останется в виде отдельных островков в окружении социализма.

– А если нет?

– А если нет, тогда… тогда, я думаю, безденежные отношения будут установлены внутри коммунистического общества, а отношение с капиталистическим обществом останется денежным, как и теперь…

– Ну, а еще кто что думает?

– Я думаю, товарищ Сталин, – встрепенулся Берия, – что ваша работа содержит так много гениальных положений и исторических предвидений, что их еще долго будут усваивать коммунисты всех стран, каждый раз открывая в них что-то новое для своей практической деятельности.

– Коммунисты всех стран меня заботят меньше всего. Меня заботят свои коммунисты. А свои-то в теории марксизма-ленинизма – ни уха, ни рыла. Во время войны принимали всех подряд, особенно не задумываясь о содержании. Написал: «Иду в бой коммунистом», вернулся из боя живым – получи партбилет. Теперь это сказывается на общей политической и идеологической грамотности и активности членов партии. С этим надо кончать. Наши ученые-экономисты уже работают над учебником политэкономии. Все это и заставило меня взяться за перо, а не потому, что товарищу Сталину делать нечего. Кто еще что скажет? – все более мрачнел Сталин.

Хрущев вскинул руку.

Сталин усмехнулся:

– Микита у нас все еще не может освободиться от привычек приготовительных классов… Ну, давай, излагай свои гениальные мысли.

– Я думаю, – товарищ Сталин, – вскочил Хрущев, сразу покрывшись испариной, – что ваша работа, как сказал товарищ Берия, есть неисчерпаемый кладезь философских, так сказать, положений относительно социализьма и коммунизьма на многие века вперед. Но самым главным является положение о роли трудящихся масс в этом самом процессе, которое определяется как весьма, я бы сказал, решительное… в смысле влияния на рабочий класс и трудящихся всего мира.

Хрущев вытер голову смятым платком и, не глядя на Сталина, но чувствуя его ироническую ухмылку, затарахтел словами, не слишком заботясь об их последовательности и связанности:

– Как говорят в народе, умное слово имеет один смысл, а глупое – десять. Я в том смысле, что каждое ваше слово содержит прямые указания всем нам, как надо смотреть вперед, намечая перспективу роста и развития… Я уверен, что партия и весь советский народ встретит вашу работу с пониманием и ответственностью…

– Весь советский народ – это ты, Микита, булькнул так булькнул, – перебил Хрущева Сталин. – Мне бы хватило и тех понимающих, которых советский народ наделил властью и ответственностью, – медленно ронял Сталин язвительные слова, от которых Хрущев еще больше потел и наливался вишневым соком.