Эдвард Резерфорд - Королевский лес. Роман об Англии [litres]

– Вы полагаете, – нахмурилась она, – что Эдвард и Луиза это знают?

Он криво улыбнулся:

– Я всегда считал, что Тоттоны были рады породниться с Альбионами. Это все, о чем они думают.

– Быть может, Сигаллы…

– Это давняя история, Фанни. Думаю, вы можете считать, что об этом не знает никто, кроме нас. Уверяю, дитя мое, здесь нечего стыдиться. – Это был первый случай, когда она услышала от мистера Гилпина откровенную ложь.

– Так что же мне делать?

– Делать? Ничего. Я просто решил сказать вам сам…

– Чтобы уберечь меня от постыдного разоблачения, да еще и при каком-нибудь любопытном приходском клерке. – Она кивнула. – Благодарю вас, мистер Гилпин.

– Выбросьте это из головы, Фанни. Это не имеет значения.

– Выброшу. До свидания. И спасибо, что взяли меня в Бьюли.

Она вошла в дом не сразу, а дождалась, когда экипаж свернет за угол. Затем добрела до скамьи под деревом и села осмыслить это открытие. Ее занимал вопрос, что подумает мистер Мартелл с его незапятнанной аристократической родословной о ее родстве – и близком родстве – с низкими Сигаллами из Лимингтона.

– Я сильно надеюсь, что наше положение вскоре улучшится, – сказала миссис Гроклтон задолго до конца лета. – На самом деле, – уверенно заявила она, – мне сдается, мистер Гроклтон, что я никогда не была более счастлива. – (Это высказывание наполнило ее мужа некоторой тревогой, так как созерцать счастливое состояние миссис Гроклтон было страшно.) – И подумать только, – продолжила она, так как была чрезвычайно честна в таких вопросах, – что за все это нам надо благодарить умницу Луизу.

Мистер Гроклтон в жизни бы не додумался, с чего он должен за что-то благодарить Луизу Тоттон, но был слишком умен, чтобы об этом сказать. Он послал жене вопрошающий взгляд, который также как бы выразил согласие, и вскоре она завела свою шарманку:

– Меня никогда не покинет уверенность, что это Луиза решила возбудить в мистере Мартелле столь сильный интерес к Лимингтону. Теперь он, похоже, переговорил с сэром Гарри Баррардом о выдвижении в парламент.

– Это не может быть заслугой Луизы, – заметил мистер Гроклтон.

– Да, дорогой, да! Так и есть, уверяю тебя. А если нужно доказательство, то Луиза и Эдвард приглашены к нему в Дорсет. Они едут на следующей неделе. Вот так! Говорю вам, мистер Гроклтон, он хочет на ней жениться.

– Это будет вполне естественно – вернуть долг гостеприимства, ведь Тоттоны принимали его у себя, – возразил муж.

– Ох, мистер Гроклтон, вы ничего в этом не смыслите! – вскричала она. – Но я-то соображаю. А вы, конечно, понимаете, что это значит для нас?

– Для нас, миссис Гроклтон? Не очень.

– Да как же, мистер Гроклтон, это означает все. Наша дорогая, дражайшая Луиза, моя любимая протеже, моя самая одаренная ученица, – замужем за членом парламента и видным землевладельцем, и все это связано с Баррардами.

– А как же Альбионы?

– Альбионы? – Она тупо уставилась на него. – Не вижу ничего важного в Альбионах. Там только два старика и…

– Фанни.

– Фанни, конечно. Фанни. Бедняжка. Но пожалуйста, не уходите от темы. Фанни не важна. Имея в друзьях Луизу и мистера Мартелла, мы в мгновение ока окажемся в доме Баррардов. Все получится так естественно! – просияла миссис Гроклтон; она рассматривала перспективу в духе исследователя, который наконец-то узрел легендарный край. – В следующий приезд мистера Мартелла, – задумчиво произнесла она, – я дам бал и всерьез думаю, что Баррарды могут прийти.

– Тогда ему лучше пожаловать к осени, – пробормотал таможенник, но жена не услышала.

И даже если бы услышала, то не поняла бы, что изволил сказать сей загадочной фразой ее супруг, а он этого и не хотел. Но именно из этих тайных соображений он заговорил на тему, которая все больше занимала его мысли:

– Мне интересно, миссис Гроклтон, не приходило ли вам в голову, что однажды мы, может быть, решим уехать из Лимингтона.

– Уехать из Лимингтона? – Она повернулась к нему, и ей понадобилась пара секунд, чтобы сосредоточить на нем взгляд. – Уехать?..

– Это не исключено.

– Но, мистер Гроклтон, таможенных чиновников никогда не переводят. Вы останетесь здесь.

Конечно, то была чистая правда. Его должность не предполагала повышения или перевода. На ней оставались до выхода в отставку.

– Верно, дорогая моя. Однако мы можем предпочесть отъезд.

– Но мы не предпочтем, мистер Гроклтон.

– Что, если, – продолжил он крайне осторожно, – я не могу сказать, что это вероятно, но все же – вдруг, миссис Гроклтон, у нас появятся деньги?

– Деньги? Откуда, мистер Гроклтон?

– Я никогда не рассказывал вам, моя дорогая, о моем кузене Балтазаре? – Вопрос был отчасти нечестный, потому что он выдумал этого родственника лишь накануне.

– По-моему, нет. Уверена, что нет. Какое необычное имя.

– Не такое необычное, если мать голландка, – хладнокровно возразил он. – Кузен Балтазар сколотил огромное состояние в Ост-Индии, отошел от дел и перебрался на север, где живет в полном уединении. Детей у него нет. Полагаю, я единственный родственник. До меня дошли вести, что у него болезнь, от которой он вряд ли оправится. Возможно, его состояние достанется мне.

– Но, мистер Гроклтон, почему вы никогда о нем не заговаривали? Вам надо немедленно его навестить.

– Думаю, нет. Он сильно не любил моего отца, хотя ко мне в детстве всегда был добр. Год назад я ему написал. Он ответил вполне сердечно, но откровенно заявил, что никого не желает видеть. Подозреваю, недуг его уродует. Если он вспомнит обо мне перед смертью, то наши обстоятельства, как я говорю, могут измениться и я подам в отставку.

Изрядно довольный собой, он пристально наблюдал за ней. Она явно поверила, и это было важно. Потому что последнее являлось чистой правдой.

Он принял окончательное решение после беседы с Паклом. Увидев его неприкрытый и, несомненно, вполне обоснованный страх, он не мог не представить, как обойдутся лесные контрабандисты с ним самим после его грандиозной атаки. Возможно, они устрашатся, может быть, зауважают, а то и будут сломлены. Но он был не настолько глуп, чтобы полагаться на это. Нет, думал он, пока летели дни и недели, гораздо вероятнее, что как-нибудь темной ночью его подстерегут и выстрелят в голову за то, что причинил столько неудобств. Был ли он к этому готов? Взвесив все, он заключил, что нет. Ему хватало смелости сцепиться с контрабандистами, но если он победит и заработает небольшой капитал, то поступит так же, как вознамерился Пакл. Заберет причитающееся и уедет, выйдет из игры, подаст в отставку. Никто его не упрекнет, да и ему, говоря откровенно, было уже все равно.

Поскольку он никак не мог сказать жене правду, так как она была совершенно не в состоянии сохранить такой секрет, ему пришло в голову выдумать кузена Балтазара с его наследством и таким образом подготовить ее к возможным переменам. Поэтому он пытливо следил за ее лицом, и вот она, немного поразмыслив, улыбнулась: