Александр Малышев - Ветры Босфора

Так! Поможет Бог или не поможет, не предугадаешь. А вот ты командир, так и помогай бомбардирам.

- Конивченко! Ко мне! - распоряжается Казарский.

Он все время помнит, что Файзуил Зябирев ранен. Сейчас Казарский в первый раз развернет «Меркурий» носом к «Селимие». Бриг подойдет к «адмиралу» на расстояние меньше полукабельтова. Развернется бортом. Даст возможность расчетам Корнеева и Лисенко выстрелить. Но нечего думать, что Осман-паша так и подставит себя под залп бомбардиров!

Близится критическая минута боя. Если Корнеев и Лисенко промахнутся, останется одно: свалиться бортами и взорваться. В крюйт-камере и теперь пороху довольно. Командир «Меркурия» хотел, чтобы пистолет был под надежным глазом. Объяснил боцману, что от того требуется. Поднял трубу к глазам.

Турецкий флагман - в клубах дыма. Его опоясывают три огненных пояса - огонь батарей всех трех ярусов. Острый взгляд Казарского уверенно выбирал тот сектор моря, ту точку, с какой расчетам сподручнее будет дать залп.

- Н-н-на бр-ра-ссы… - скомандовал Казарский.

И - бросил бриг на «Селимие».

«Меркурий» стремительно сокращал расстояние между собой и линейным кораблем. Ощупывая в трубу метр за метром борт «Селимие», Казарский искал капудан-пашу. И вдруг увидел его, своего противника. Узнал его не по чалме, не по богатой одежде. Узнал, словно уже множество раз с близкого расстояния видел верховного адмирала Порты. Узнал его высокую и сильную фигуру, сухощавость сложения, - людей, просоленых морем, и возраст не располагает к полноте. Узнал длинное, с жесткими плитами скул лицо. Расстояние и дым не позволяли разглядеть глаза. Но Казарский угадывал их острый и уверенный взгляд, крутые надбровья под густыми бровями, крючковатый орлиный нос. А бороду видел и догадывался, что она окрашена хной в кирпично-красноватый цвет. Казарский узнал адмирала по всевластному движению его руки, поднявшей зрительную трубу к глазу.

Мгновение противники смотрели друг на друга. Флагман турецкой эскадры, капудан-паша, должность которого на флоте единственная, разглядывал своего врага, командира брига. Командир двадцатипушечного брига, капитан-лейтенант, офицер в той должности, каких на флоте считать не пересчитать, разглядывал своего сановного противника.

Капудан- паша отвернулся первым. Отдал какое-то распоряжение.

Казарский все держал капудан-пашу в круге трубы. Близилась минута, которая решит - кто кого? Какой приказ отдал адмирал? Если он разгадал замысел - бригу конец.

Бриг летел на «Селимие».

Казарский считал минуты.

Артиллеристы «Селимие», произведя выстрел, сейчас готовят орудия к очередному заряжению. Чистят мокрыми банниками стволы и охлаждают их, закладывают в пушки картузы с порохом, плотно забивают пробойники и вкатывают ядра. Сильными руками с напруженными мышцами возвращают откатившиеся при выстреле пушки в порты, целятся. Готовятся поднести к запальному отверстию камышинку с порохом, а потом к ней фитиль… Пока идет перезаряжение, «Селимие» безопасна для «Меркурия».

Бриг вылетел из полосы задымления.

Расстояние - меньше полкабельтова.

- На брасы… Лево руля… - Скомандовал Казарский к развороту.

Сейчас бриг развернется бортом к «Селимие» и станет для него удобной мишенью. Если капудан-паша разгадал замысел, он должен поторопить своих бомбардиров, должен отдать приказ, понуждающий их ускорить залп… Какой приказ отдал капудан-паша?… Сейчас все в том, кто выстрелит первым.

… Инстинкт, весь нажитый опыт морских сражений подсказывал Осман-паше, что близятся последние минуты боя. Ни на одно мгновение он не усомнился в его исходе. Упрямый бриг вызывал досаду, затянувшееся сопротивление уязвляло. Но судьба брига предрешена. Нарядный, под добротными парусами предстал он глазам моряков «Селимие» перед началом боя. Теперь паруса стали черными от копоти, пробитыми во многих местах. На борту мусор разбитой щепы от сбитых рей, разбросанных ростров, следы множества пожаров. Командиром брига, как и предполагал Осман-паша, оказался человек молодой. Как противник в эти минуты, уже на исходе боя, он не интересовал больше адмирала. Только в незрелые, в молодые головы залетают шальные ветры, толкающие к бессмысленному сопротивлению. Капудан-паша не понял, почему дерзкий бриг вдруг развернулся носом и пошел на сближение с «Селимие». Но ему и недосуг было разгадывать загадки шалого молодого офицера. Три мысли одновременно мелькнули в голове Осман-паши.

Первая, позабавившая его: что намерен сделать бриг, идя на сближение? Своим жалким бушпритом и узким осиным корпусом пропороть линейный корабль, чтобы пустить его на дно? Вторая мысль, показавшаяся ему здравой: бриг вышел из порохового дыма на чистую воду с тем, чтобы сдаться. Хочет, чтобы на флагмане видели спускающийся флаг и прекратили огонь. Третья мысль, удержавшая Осман-пашу в состоянии боевой напряженности: он подумал, что нет у него доверия к капитану брига. От этого упрямца можно ожидать всего.

Капудан- паша отдал приказ выстроить на борту «Селимие» стрелков. Он решительно был настроен на то, чтобы обезопасить «Селимие» от любых случайностей. Надо метким выстрелом снять капитана, снять мачтовых офицеров, снять артиллерийского офицера.

Пули запели, прожигая паруса «Меркурия».

А командир брига с сердцем, бьющимся бешено и победно, осознал, что его противник совершил еще одну ошибку. Капудан-паша должен был поторопить бомбардиров с залпом; но потратил секунды на то, что выстроил на борту стрелков.

Взмахнул рукой Новосильский. Расчеты Корнеева и Лисенко дали единовременный залп книпелями. Вслед рявкнули семь остальных, заряженных ядрами и брандскугелями, орудий. Бриг прикрыло дымом.

Осветилась тремя огненными поясами «Селимие». Рев орудий линейного исполина оглушил. Холодная испарина покрыла лоб Казарского. Бомбардиры «Селимие» просто не могли не попасть в бриг, так удобно подставивший им борт.

Звуковая волна качнула бриг. Словно порывом шторма накренила на левый борт.

Командир «Меркурия» стоял, выжидая. Ощущал ту немоту в сердце и теле, когда плоть не знает, жива ли еще она, или душа уже покидает ее. Если турки попали в «Меркурий», должно было бы стать совсем темно, ибо все моментально окутается дымом. Но Казарский видел, у бортов «Меркурия» рассеивается только тот дым, который возник после залпа собственных карронад. А густые клубы дыма - целый черно-серый дымящийся город - возникли далеко-далеко за носом «Меркурия», на расстоянии в полкабельтова, но гораздо-гораздо правее. Словно бомбардиры «Селимие» метили не в «Меркурий», а в какую-то совсем-совсем иную цель. Все это было ни с чем несообразно. Ибо бомбардиры «Селимие» не столь беспомощны, чтобы целить в бриг, а палить в белый свет. Так командир «Меркурия» и увидел все одновременно: черно-серый дым над морем; «Селимие», беспомощную, как исполинскую бочку;