Александр Козин - Волжское затмение

Вызванные офицеры явились скорее, чем он ожидал. Шумилов и Нахабцев, поджарые, плечистые, подвижные, удивительно похожие друг на друга в полевой форме, были усталы, потрёпаны и злы. Правая рука Нахабцева висела на перевязи. Выслушав их доклад, генерал встал из-за стола и вышел к ним.

— Немецкого лейтенанта Балка — ко мне. Немедленно, ребята. Не-мед-лен-но! Хоть из-под земли. Но живого. В лучшем виде. Вы справитесь, я знаю. Вам полчаса. Шагом марш!

Офицеры с недоумением переглянулись, перекосились на миг злыми улыбками и козырнули. Развернулись и, придавая шагу строевую видимость, удалились по хрустящему битым стеклом коридору.

Опять потянулись минуты, но в них была лёгкость и ясность принятого решения. Карпов похлопал себя по карману кителя, достал туповатый, но ещё работоспособный карандаш, вздохнул, достал из стола лист серой грубой бумаги и принялся набрасывать план беседы с Балком. За полчаса оформились основные тезисы, и генерал, пораздумав, переписал их наново. Теперь это походило на документ, который можно было представить немцу, если тот клюнет на его предложение. Только вписать числа и время — и готов приказ.

Снаружи раздались голоса, и коридор снова наполнился хрустящим топотом. Шли трое. Один впереди, двое сзади. Первый сутулился, и его руки были заложены за спину. Оказавшись в световой полосе, три силуэта превратились в людей. Обрели лица и краски. Позади, с револьверами, шли Шумилов и Нахабцев. А впереди, как арестованный, выступал собственной персоной лейтенант Балк. Был он по-прежнему в гражданском, но безупречный ранее серый костюм сильно измят, и две пуговицы, выпадая из петель, висели на ниточках. В его бесстрастном, будто кованом лице ничего не изменилось: всё те же прямые брови, суровая вертикальная морщинка над переносицей, стальные холодные глаза, рыжеватая щёточка усов под прямым жёстким носом. Вот только под глазами серые круги. Да и исхудал лейтенант: брюки на заду заметно обвисли.

— Господин генерал! Лейтенант Балк по вашему приказанию доставлен, — доложил Шумилов. Карпов оглядел всех троих и вздохнул. Быстро. Как быстро всё сегодня делается! Кто знает, может, и к добру…

— Благодарю вас, господа, — кивнул генерал своим офицерам. — Прошу вас остаться, вы мне нужны. Трушин! Два стула!

Поручики чуть опешили и косо переглянулись.

Балка генерал посадил напротив себя, через стол, а поручикам кивнул на обе стороны коридора позади лейтенанта. Те, пожимая плечами, сели.

— Ну что ж, здравствуйте, господин лейтенант, — устало вздохнув, обратился к Балку генерал. — Вот и снова встретились…

Балк поднял голову и неприязненно — одними уголками губ — ухмыльнулся.

— Я буду расстрелян? — тихо, без малейшего волнения, спросил он. — Это вам не поможет. Только повредит…

Карпов приветливо, с грустинкой, улыбнулся в ответ.

— Мне, господин лейтенант, уже ничто не поможет. И не повредит, — покачал головой он. — Если бы я хотел вас расстрелять, я давно бы уже сделал это. Я вполне отдаю себе отчёт, что положение наше критическое, безнадёжное, и полный разгром оставшихся сил — дело нескольких часов, не более того. Желая остановить ненужное уже кровопролитие и разрушение города, я намерен прекратить сопротивление и сдаться.

Карпов гулко прихлопнул тяжёлой ладонью по столешнице. Шумилов и Нахабцев вздрогнули, встрепенулись и вопросительно уставились на генерала. Балк выжидающе поглядел на Карпова и пожал плечами.

— Это, наверное, благоразумно, господин генерал, — учтиво кивнул он. — Но не понимаю, при чём здесь я?

— Вы, господин Балк, являетесь в этом деле главной фигурой. Потому что сдаваться я буду вам, — поднял голову Карпов и долго, в упор, поглядел на лейтенанта.

— Мне? Почему? И на каком основании? — нервно сглотнув, пробормотал Балк.

— На очень простом основании, господин лейтенант. В самом начале нашего выступления, если помните, мы объявили о своём непризнании законов и декретов большевиков, а также следующих из них актов. В том числе и Брест-Литовского мира. Следовательно, формально мы находимся в состоянии войны с Германией. А поскольку военные действия привели к нашему поражению, мы имеем все основания сдаться вам как военному представителю этого государства, — чётко и ровно, вспомнив только что написанный тезис, проговорил Карпов.

Балк порывисто вздохнул и заёрзал на стуле.

— Разрешите… — выдавил он, достал папиросы и, нервно расчиркав спичку, закурил. — Однако, вы… Очень странно… Но почему вы сочли лучшим сдаться мне, а не…правительственным войскам? Логика, господин генерал?

— Логика самосохранения, господин лейтенант, и ничего больше, — пожал плечами Карпов, изображая искреннее удивление. — Если я сдамся красным, то это будет не сдача, а самоубийство. Причём весьма позорное и болезненное. У вас же, господин Балк, я рассчитываю встретить цивилизованное отношение и уважение к статусу военнопленных.

— О, да-да, понимаю вас, господин генерал…

— Вот, — совсем просиял Карпов, почти как добрый Дед Мороз. — Я полагаю передать всю военную власть в городе в ваши руки. Получив эти полномочия, вы по вашим каналам передаёте красным просьбу о прекращении огня. Я тоже прекращаю огонь, отвожу войска и сдаюсь вам в плен. Ну, а вы уже поступаете по усмотрению. Надеюсь на ваше милосердие, господин лейтенант. Иначе сотни жизней лягут и на мою совесть, а она, поверьте старику, и так уже слишком перегружена.

Балк заинтересованно наблюдал за скупыми движениями рук генерала и, казалось, прикидывал что-то в уме.

— Господин генерал, — заговорил он после короткой паузы. — Мне очень лестно ваше доверие и уважение к моей стране. Но разговор у нас деловой. У вас интересы. У меня тоже интересы. Это надо…прояснить. Да, у меня здесь есть… Вы сказали — каналы? Пусть будет так. Но эта связь касается прежде всего нашего военного представительства, а не красного командования. А оно может на это…очень плохо смотреть, вы понимаете? — и вскинул глаза на Карпова. В них был не вопрос, а пытливый интерес: как отреагирует собеседник. Карпов кивнул и ничего не ответил.

— Вот и позвольте спросить вас, какой мне смысл брать на себя такую рискованную…миссию? У вас говорят — в чужом пиру похмелье, не так ли? — улыбнулся Балк. — Пока я это вижу только так…

— Ну, не прибедняйтесь так уж, господин лейтенант. С вашим военным представительством они считаются даже больше, чем с приказами из Кремля, — сдавленно рассмеялся Карпов. — И, учитывая ваши заслуги, они простят вам и не такую вольность. Рискуем мы. Рискую лично я. А вы в любом случае остаётесь чистым. Связываться с вами всерьёз они не пожелают: вы неприкосновенны, и за вами Германия, осложнения с которой для них смерти подобны. Им хватит и этой гнусной истории с вашим Мирбахом, царствие ему небесное…