Татьяна Назаренко - Минос, царь Крита

— Воистину, мойры благосклонны к тебе и твоим спутникам, — заключил он, выслушав мое повествование.

— Они вдвойне благосклонны ко мне, — ответил я, — что ты с отрядом воинов оказался на берегу.

Кокал утробно хохотнул:

— Иначе и быть не могло. За морем мои воины следят непрестанно. Земли моего народа — лакомый кусочек для всех, кто ищет легкой поживы. Тиррены, например… Не прими в укор мои слова, но когда твой отважный сын укрепился на полуночных островах, он заставил печень моего отца не раз исходить желчью, нападая на наши земли, подобный жадному волку, пока отец не выдал за него одну из своих дочерей и таким образом не закрепил союз с ним. И теперь, хотя моя сестра уже покинула этот мир, я не страшусь кораблей твоего могучего сына. Однако мне не стоит уповать на то, что он не допустит до моих берегов алчных разбойников. Твои корабли заметили верные стражи, великий анакт Крита.

Я согласно склонил голову, произнес учтиво:

— И в моем царстве не принято оставлять побережья без защиты, доблестный Кокал. Верно ли я понял твои слова — ты находишься в союзе с Главком?

— Да, это так, — ответствовал Кокал.

Я окончательно успокоился. Даже если этот союз держится на страхе перед свирепостью моего сына, Кокал не захочет нарушать мир, хотя и зыбкий. Однако, думалось мне, два мужа, столь сходных нравом, могли и дружить.

— Я давно не видел неистового Главка, подобного Посейдону, — сказал я. — Твои же владения соседствуют с его. Может быть, ты расскажешь мне о нем?

— До меня не доходило вестей, что его одолевали болезни или неудачи, — охотно отозвался мой собеседник. — Что же до старости, подстерегающей нас всех…Твой сын — внук двух великих богов и неподвластен времени!

И Кокал добавил с видимым сожалением:

— Я водрузил царский венец на чело много позже, чем он покорил лестригонов и обосновался на северных островах. Но вот я уже стар, и волосы мои покрыты сединой, а он по-прежнему исполнен весенней силы и буйства горной реки. Э! Вот и Камик!

Столица царя сиканов — множество домов, беспорядочно лепившихся на склонах невысокой горы вокруг маленького дворца. Город был обнесен бревенчатым частоколом и рвом, словно укрепленный лагерь. Мы вошли в неширокие — как раз для одной, тяжело груженой повозки, — ворота, прошествовали узкими улочками. Появление царя не было редкостью для горожан. Попадавшиеся навстречу нам люди приветствовали Кокала со всей почтительностью, но без того благоговейного трепета, что сопровождал каждое мое появление на улицах Кносса, и во взглядах сиканов, обращенных ко мне, я не видел ничего, кроме любопытства. В простом одеянии морехода и без пышной свиты я не выглядел властелином половины Ойкумены.

Камик был беднее тех городов, которые мне приходилось видеть на Кикладах и в Пелопоннесе: не столь много глинобитных домиков теснилось вокруг твердыни дворца, а тот, возвышаясь на небольшом холме, был достоин разве что басилевсов убогой Кефалении и Итаки, или гористых земель Эпира. Того, кто строил дворец, заботила больше прочность, чем красота. Мощные стены были созданы в расчете на то, что во время набега жители города могут укрыться в нем. Но все же он заметно уступал крепостям Аттики и Истма. Не случайно Кокал так страшился внезапных нападений.

Посланный вперед вестовой сообщил о прибытии важного гостя. Во дворце нас ждали.

На невысоком крыльце перед портиком столпились гепеты Кокала. Завидев нас, на ступени дворца выплыла царица: еще нестарая, но очень толстая женщина, судя по чертам лица и одежде — тирренка. Следом за ней шли две юные девушки, рослые, широкобедрые и крепкие, удивительно похожие на Кокала.

— Это моя жена, — не без гордости произнес басилевс, — благородная Рамта. И мои младшие дочери, Ларисса и Алкиона. Войди в мой дом, великий и мудрый анакт Минос.

Под любопытными взглядами женщин и знатных сиканов мы прошествовали через небольшой портик в мегарон: довольно просторное помещение, низкий потолок которого поддерживался толстыми четырехгранными колоннами. Широкие глиняные и каменные скамьи вдоль стен и росписи на них тоже были выполнены на тирренский лад — судя по всему, этот полудикий народ служил здесь образцом для подражания — точно так же, как аргивяне и ахейцы старались во всем следовать за Критом. Кокал опустился на трон, я сел рядом, в кресло, поставленное подле хозяйского места. Тотчас Ларисса принесла таз и кувшин, полила мне на руки и, разув, омыла ноги. Алкиона наполнила вином чаши и с поклоном подала — мне и отцу. Я щедро плеснул в сторону очага:

— О, Гестия, старшая сестра моего отца, Зевса Крониона! Храни этот дом и даруй гостеприимным хозяевам спокойную жизнь на много-много лет вперед!

Щелкнув пальцами, я повелел одному из гепетов приблизиться и подать заготовленные подарки:

— Прими и ты, благородный Кокал, мой скромный дар в знак благодарности за твое гостеприимство.

Вещи для подарков были отобраны наскоро, но мой бронзовый кинжал в ножнах, украшенных лазуритом, небольшая шкатулка из ливанского кедра, обитая золотом (я хранил в ней масла и притирания), и несколько перстней произвели на не слишком привычного к роскоши Кокала немалое впечатление.

Тем временем к царю подошел человек — судя по одежде, слуга — и, низко поклонившись, вполголоса доложил, что все готово для омовения гостей.

— Ты утомлен долгой дорогой, великий анакт, — приветливо улыбнулся Кокал. — Пусть мои дочери проводят тебя, смоют с твоего тела морскую соль и грязь дорог, умастят утомленные члены оливковым маслом. Тем временем все будет готово для пира.

Подчиняясь почтительному приглашению Лариссы, я поднялся и последовал за ней. На выходе из мегарона нас догнал банщик Хеви. Обреченно косясь на царевну, он кинулся передо мной на колени и запричитал:

— О, богоравный анакт, да живешь ты вечно! Выслушай своего раба и не изливай на него гнева, подобного бурному ливню!

— Что нужно тебе? — со сдержанной суровостью спросил я.

— Скорбь грызет мою печень! — воскликнул он. — Почему ты отказываешься от услуг верного твоего раба? Разве я плохо омывал тебя? Разве смогут руки царевны так умастить твое тело, размять утомленные члены, чтобы ты смог восстать из бани полный сил, словно молодой бог?

За спиной банщика тем временем появился Нергал-иддин. Ему явно были по душе причитания Хеви, да и я предпочел бы своего банщика. Царевна растерянно оглянулась на меня: она и так едва понимала по-ахейски, а Хеви сильно коверкал слова.

— Чего он хочет, мой богоравный господин?! — переспросила Ларисса.