Марта Холл Келли - Девушки сирени

Норман собрал своих сотрудников за длинным столом в зале для переговоров. Перед каждым лежал блокнот из желтой линованной бумаги размером восемь с половиной на четырнадцать дюймов.

Норман встал, чтобы поприветствовать меня:

– Кэролайн, рад нашему знакомству.

Перед его по-хорошему старомодной внешностью и открытой улыбкой было просто невозможно устоять. Если на ком-то другом галстук-бабочка смотрелся неуместно, то Норман носил свою клетчатую бабочку с поразительной уверенностью.

– В вашем распоряжении пять минут нашего безраздельного внимания.

Норман прошел в дальний конец комнаты и прислонился к стене. Я на секунду растерялась – все-таки мне предстояло выступить перед известным во всем мире редактором. У меня вдруг пересохло во рту и запорхали бабочки в животе. Я вспомнила совет Хелен Хейс, который всегда помогал мне на сцене: «Не будь скучной. Используй все свое тело».

Я собралась с духом и взялась за дело:

– Мистер Казинс, всем известно, что вы с супругой собрали значительные средства для «Девушек Хиросимы»…

Я выдержала паузу и оглядела собравшихся. Было ясно, что я их совершенно не интересую – кто-то изучал свои часы, кто-то вертел в руках карандаш, кто-то делал записи в блокноте. Как привлечь внимание подобной публики?

– В связи с этим я подумала, что, возможно, вас заинтересует группа женщин, попавших в схожие обстоятельства.

– Польских женщин? – уточнил Норман, разглядывая портативный диктофон.

– Мистер Казинс, боюсь, я не смогу продолжить без вашего полного внимания. Мне бы хотелось как можно эффективнее использовать время, которым вы меня удостоили. – Норман и все его сотрудники обратили взгляды в мою сторону. Я заполучила своего зрителя. – Да, это польские женщины, католички, политические заключенные, арестованные за участие в польском подполье. Узницы концентрационного лагеря Равенсбрюк – единственного женского лагеря нацистов, где на них ставились медицинские опыты. В Нюрнберге прошел специальный процесс по делу врачей, но мир забыл о жертвах, им не помогают, их никто не поддерживает.

Норман посмотрел в окно на панораму из каменных прямоугольников и водонапорных башен Готэма, как шутливо именовали Нью-Йорк.

– Мисс Ферридэй, не уверен, что наши читатели готовы так скоро участвовать в еще одной кампании.

– Проект «Хиросима», по сути, еще не сошел со сцены. – Это подал голос мужчина, напоминающий по комплекции ерш для чистки трубки. Он носил очки, как у Дэйва Гарровея, только они казались несуразно большими на его тощем лице. Уолтер Стронг-Уайтмэн. Я знала его в лицо – он был прихожанином нашей церкви, но представлены мы не были.

– Эти женщины были не раз прооперированы в ходе сложных медицинских экспериментов, – продолжила я и передала по столу серию глянцевых фотографий.

Сотрудники Нормана передавали друг другу фотографии, а я наблюдала за тем, как меняются их лица. Было видно, что фотографии сначала производят отталкивающее впечатление, а потом вызывают неподдельный ужас.

Норман подошел к столу.

– Господи, Кэролайн, это даже трудно назвать ногами. У этой женщины явно нет кости и мышц. И как они только ходят?

– Плохо, как вы можете догадаться. Женщины прыгали по территории лагеря, это одна из причин, почему их и стали называть «кроликами». Вторая причина – они были для нацистов как подопытные животные.

– А как им вообще удалось вернуться в Польшу? – спросил Норман.

– Возвращались по-разному. Кого-то спас шведский Красный Крест. Кого-то, после того как лагерь освободили русские, переправили домой поездом.

– В чем они сейчас нуждаются более всего?

Я подошла ближе к Норману.

– Им очень тяжело приходится в Польше, за «железным занавесом». Современная медицинская помощь там практически недоступна, и они не получают от правительства Германии никакой помощи.

– «Железный занавес», – усмехнувшись, сказал Стронг-Уайтмэн. – Это не наш материал.

– Западная Германия выплачивает компенсации другим депортированным, но не «кроликам», потому что не считает коммунистическую Польшу самостоятельной страной. Некоторые женщины умерли от заболеваний, с которыми мы здесь с легкостью можем справиться.

– Не знаю, – засомневался Норман. – Русские сейчас ни с кем не идут на контакт.

– Почему эти женщины должны страдать из-за того, что власти ограничивают выезд из страны?

– Мэрфи летал в Восточную Германию, когда собирал материал для статьи о «Юнайтед эйрлайнс», – припомнил один молодой сотрудник.

– Можно попробовать обставить это дело как туристическую поездку, – предложила женщина в красивом твидовом жакете.

– «Пан Ам» – наш клиент, они могут помочь, – добавила другая.

– Норман, это плохая идея, – вмешался Стронг-Уайтмэн. – Мы не можем идти к нашим читателям с протянутой рукой по всяким мелочам. Их не волнует Польша.

– Так, давайте их спросим, – предложила я.

– Мисс Ферридэй, это литературный журнал, – сказал Стронг-Уайтмэн. – От нас не ждут рассказов о благотворительных увлечениях светских львиц Нью-Йорка.

Это я-то светская львица?

Я сделала глубокий вдох:

– Можно отвечать высоким стандартам и при этом помогать обездоленным. Норман доказал это, организовав кампанию в помощь «Девушкам Хиросимы».

– Мы можем напечатать материал и тут же поместить адрес для пожертвований, – предложил Норман. – Но без излишеств. Страничка, не больше.

– В этой стране атрофировались мышцы благотворительности, – сказал Стронг-Уайтмэн. – Война когда закончилась? Двенадцать лет назад? Никто не откликнется.

– Какой дадим адрес? – спросила молодая женщина с блокнотом для стенографирования.

– Хей, Мэйн-стрит, Вифлеем, Коннектикут, – продиктовала я.

Неужели они действительно это сделают?

Каждая мышца моего тела расслабилась.

– Мисс Ферридэй, вы уверены, что хотите, чтобы почта пересылалась на ваш домашний адрес? – уточнила стенографистка.

– Может, лучше просто – почтовое отделение Вифлеема? – предложил Норман. – Они там справятся с дополнительными объемами писем?

Я живо представила нашего почтальона. Эрл Джонсон, седой, как Вандер Бред [41] Сорт белого хлеба и «белый человек». Употребляется пренебрежительно представителями афроамериканского сообщества. , в тропическом шлеме и шортах-хаки часто злился, заметив орфографическую ошибку в фамилии.

– Да, конечно, без проблем, – сказала я. – Их раз в год заваливают письмами – каждому хочется на Рождество заполучить открытку из Вифлеема с погашенной маркой. Наша почта справится.

– Что ж, Вифлеем так Вифлеем, – согласился Норман. – Кэролайн, мои поздравления. Посмотрим, удастся ли привезти ваших «кроликов» в Америку.