Луиза Кент - Они шли с Васко да Гама

Они остановились в маленькой таверне над монастырем и видели карту, нарисованную на стене принцем Энрике, и ели знаменитого цыпленка, приготовленного со сливками и паприкой.

— Это сладкий красный перец. Мой дед вывез семена из Турции, и мои двоюродные братья еще разводят его. Он гораздо вкуснее той жгучей гадости из чужих стран. Не знаю уж, куда идет свет, что люди всем недовольны! Возьмите еще кусочек, сеньор. Кроме принца, был еще один сеньор, который любил такого цыпленка. — Старушка поставила на стол большое блюдо с оливками и кувшин с красным вином. — Он всегда говорил, что вернется и снова будет есть его, но так и не вернулся. Не помню его имени полностью, но он назывался Пауло.

На минуту все умолкли, потом Шон сказал:

— Он бы изменил вам эту карту, будь он здесь.

— Нет! Никто не смеет даже прикасаться к карте принца Энрике! Я не касаюсь ее, разве чтобы смести паутину.

— Тогда я нарисую вам другую, сеньора, вот… на этой стене, — проговорил Шон.

Он схватил кусок угля и начал быстро чертить. Большое закругленное плечо Африки. Кораблики, бегущие по Атлантическому океану к Мысу Доброй Надежды. Китов и тюленей вокруг залива Сан-Браз. Ветры, волны и замбуки около Момбазы и Мелинди. Черных людей с копьями и щитами. Снова кораблики, подгоняемые ветром на север, к Индии.

— Да вы рисуете так, словно сами были там, сеньор! — воскликнула в восторге старушка, когда Шон отбросил уголек, обтер пальцы и вернулся к своему обеду. — Ваш муж — великий художник, сеньора. Вы, должно быть, очень счастливы.

— Мой муж — купец, — ответила Луиза, — и дома ему не позволяют рисовать картинки по стенам. Но мы очень счастливы!

— А этот другой сеньор — ваш брат? Он похож на вас, сеньора. Красив, как принц. А какие у вас прекрасные лошади, хотя не слишком прекрасные для таких прекрасных дам.

— Все эти комплименты отразятся в счете, — заметила Рахиль, когда старушка вернулась к своей стряпне. — Не думаю, чтобы за них стоило платить много. В конце концов, она сказала только, что мы с Луизой также красивы, как и лошади!

Жоан засмеялся:

— Смотри, какая жена у меня! Столь же разумна, сколь и красива. Ее отец всегда говорил мне, что она — замечательная девушка!

Деннис остался странником на всю жизнь. Для пятерых детей Шона, особенно для рыжей девочки по имени Анжела Луиза, нисколько не походившей ни на свою мать Луизу, ни на ангела, посещение дяди Денниса всегда было праздником. То же было и для молодых Коэльо, живших на другом этаже того же большого дома и походивших на старших Коэльо своими прямыми черными бровями; и вся эта детвора росла так быстро, что он не успевал запомнить кто из них кто — то ли это дети Шона и Луизы, то ли Жоана и Рахиль.

Иногда вместе с ним приезжал и дядя Николай. Огромный, всегда пахнущий пряностями и любивший вертеть мальчиков вокруг головы одной рукой. Они беседовали между собой об Африке и Америке и далеком Китае, и доказывали, что Земля — это круглый шар. Они обошли его почти кругом, так что знали это. Правда, некоторые, — в том числе и монахини, в школу которых Анжела Луиза вносила суматоху и возбуждение, — считали, что она плоская, как обеденная тарелка.

У дяди Денниса был слуга, маленький, темнолицый человечек, по имени Гассан. Он всегда говорил очень вежливо с кошкой Бэт-Шеба, — кошкой, ездившей в Индию, но теперь великой домоседкой, бабкой и прабабкой множества котят. Он был вежлив с нею, даже когда она шипела на него.

Дяди всегда привозили с собой чудесные подарки. Голубые и белые фарфоровые чашки с нарисованными на них косоглазыми человечками. Белые ткани, созданные руками фей, как говорил дядя Деннис. Осыпанный драгоценными камнями кинжал для юного Денниса О’Коннора, который мать не позволяла ему вынимать из ножен. Анжела однажды вынула его и срезала все пуговицы на камзоле у дедушки Мартиньо, а потом хотела сделать то же самое с камзолом дядюшки Аффонсо, но была застигнута врасплох и… Впрочем, всем известно, что дядюшки большие добряки, и потому проказницу не стали наказывать строго.

Когда Деннис приезжал, в саду после ужина всегда была музыка. Жоан Коэльо играл на гитаре, а Шон на арфе, и сочинял новые песенки. Особенно нравилась детям песенка со строфой на каждую букву алфавита; распевая ее, они выучили всю азбуку. Речь шла о животных, которые, может быть, съели струну с Шоновой арфы. Обвинялись Антилопы и Бараны, Дятлы и Ежи, но песенка все продолжалась:

И так вплоть до Ящерицы, которая тоже не брала ее. Одна песенка следовала за другой, пока дети плясали вокруг фонтана, под высокими ореховыми деревьями. Луиза отложила вышивание, начатое еще в день возвращения Шона из Индии, и плясала с ними. Она увлекла с собою и Рахиль, которой жаловалась, что никак не может кончить левую заднюю лапу этого ужасного крокодила, но что это, конечно, лучше Голубкиных коготков. И Рахиль смеялась, следуя за нею. На ступенях дома беседовали Мартинес — он снова служил поваром у Коэльо — и Деннис. У Денниса на плече сидел сеньор Патапито, а на коленях — Бэт-Шеба. Деннис рассказывал Фернану о портрете, который он помогал писать художнику, по имени Корреа, писать с Васко да Гама. Адмирал был изображен с тем самым оружием, которое всегда носил, в темном, золототканом шелке, с крестом на шее — пожалованием короля — и со щитом у ног. Вид у него был такой свирепый, что даже бесстрашные наиры не могли выдержать его взгляда. От капитана Пауло портрета не осталось, — только рисунки Денниса.

— Последнюю песенку, дети, — закричала Луиза Коэльо. — Какую хотите?

— «Как вернемся мы домой», — отозвался юный Пауло да Гама О’Коннор.

Шон и Жоан заиграли эту веселую песенку.

— Все за мной! — крикнула Луиза, и хоровод начал извиваться по саду, между белых и красных роз и горшков с гелиотропами, лилиями и гвоздикой. Луиза погладила мимоходом мужа по волосам и уронила ему на колени пряную гвоздику. Она была в алой парче, и жемчуг, который некогда держал на ладони Пауло да Гама, висел на золотой цепочке у нее на шее. За нею следовала маленькая Рахиль Коэльо, подпрыгивая, смеясь и спотыкаясь. За нею — еще девочки в белых платьях. Важные маленькие мальчики в черном шелке. Потом Анжела Луиза; платье у нее было разорвано, а под мышкой зажат один из праправнуков Бэт-Шеба. За нею шел, прихрамывая, старый пес, почти касаясь ее рыжих кудрей своей поседевшей мордой. Последней шла Рахиль, с жемчугами на шее и с маленьким Васко Коэльо, вцепившимся в ее сизую юбку.

продолжали гитара и арфа.