Луиза Кент - Они шли с Васко да Гама

На улице Крыс темнело. Далеко на запад от Лиссабона солнце погружалось в море, но лишь немного от его красного сияния попадало в узкую улочку, извивавшуюся по склону холма между старыми, потемневшими домами. Они были уже старыми в этом 1497 году, когда миновало всего пять лет с той поры, как Колумб совершил свое знаменитое путешествие.

Высокий мальчик, одетый в черный бархат, спешил вверх по улице. Глядя на солнце, он думал о Колумбе, но тотчас забыл о великом мореплавателе, уловив взглядом то единственное, что двигалось на этой пустынной улочке — пустые корзины из-под рыбы, покачивавшиеся на концах длинного шеста. Красный пояс рыбака, его колпак и корзины сворачивали за угол. Мальчик бросился бежать, догнал рыбака и выпалил, задыхаясь:

— Можешь ли ты мне сказать, где живет Абрахам Закуто — еврей?

Рыбак махнул рукой в направлении дома на вершине холма. Дом был выше всех остальных вокруг; Жоан Коэльо подумал, что он похож на черную башню на розовом фоне закатного неба. Он вынул из-за пояса письмо, запечатанное красным воском, и поднялся по ступенькам к дубовой двери, окованной железом и увенчанной железными остриями. Жоан был уже готов постучаться, когда услышал внутри голоса и тяжелые шаги. Дверь внезапно распахнулась, чуть не ударив Жоана в лицо. Он отскочил. Из двери вылетел мальчик, примерно его возраста, — рыжий мальчик с рыжим псом, выскочившим за ним следом. Мальчик сел на каменные ступени; пес остановился, заскрипев когтями по камню, и начал лизать своего хозяина в щеку, слабо повизгивая и виляя рыжим, шелковистым хвостом.

Изнутри дома раздался сердитый голос:

— Это в последний раз, в самый последний! Ступай в болота, откуда ты пришел. Легче сделать астрологом собаку, чем тебя!

Мальчик на ступенях поглядел на Жоана Коэльо и улыбнулся, показав очень белые зубы на веснушчатом лице.

— Конечно, старичок прав, — сказал он, встав и отряхиваясь. — Собаки знают больше, чем люди, неправда ли, мой Коннамар?

Он стряхнул пыль со своей полинялой зеленой куртки.

— Пойдем, Коннамар… — сказал он, готовясь спускаться по улице.

— О, погоди! — заторопился Жоан. — У меня есть письмо, важное письмо к астрологу Закуто…

— Ну, так это не ко мне, — весело ответил рыжий мальчик. — Шон О’Коннор зовут меня, и мне никто не пишет писем, утыканных красными печатями.

Он говорил по-португальски чисто, но медленно, с интонациями, от которых его слова звучали странно, несмотря на ясное произношение.

— Ничто не мешает тебе отдать ему письмо, — продолжал Шон О’Коннор. — Дверь открыта достаточно широко. Он едва ли сделает больше, чем сбросит тебя с лестницы, а это, я должен сказать, он делает замечательно. Правда, это бывает не часто. Он славный старичок, когда не сердится. — Он улыбнулся и снова обратился к собаке: — Нам пора оставить эту унылую страну, Кон. Отряхнем ее прах с наших ног.

— А ты знаешь страну и получше, да? — спросил Жоан, сдвигая свои черные брови.

— Ты, верно, никогда не слыхал об Ирландии. — мягко произнес Шон.

— Нет, слыхал. Это где-то там… — Жоан махнул рукой в сторону тускнеющей зари. — Я не дурак. Португальские ребята знают обо всех странах. Море — наша обитель.

Шон сказал насмешливо:

— Ты, кажется, плавал и вокруг Мыса Бурь?

— Нет, но друг моего брата, Бартоломео Диас [1] Португальский мореплаватель, достигший в 1488 году южной оконечности Африки — Мыса Доброй Надежды. , плавал. И мы больше не называем его Мысом Бурь. Он зовется теперь Мысом Доброй Надежды.

— Ты, верно, был слишком занят для такого путешествия? Уж не ходил ли ты с Колумбом?

— Нет, я жду кого-нибудь получше. Колумб нашел только черный ход в Индию, если вообще нашел его. Мы, португальцы, найдем главный вход! — гордо возразил Жоан.

— Колумб сделал одну ошибку, — согласился Шон. — Он не взял с собой ни одного ирландца. Немногого можно ожидать, если нет никого из нашей зеленой страны.

— Почему же ты ушел из своей страны, раз она такая замечательная? — спросил Жоан. Он позабыл о своем письме и об открытой двери и только слушал мягкий голос Шона. Тот продолжал:

— О! Мы, ирландцы, бродим по всему свету, смотрим на него, ищем, есть ли в нем место лучше нашего. Если есть, то мы берем его; но еще ни разу мы не видели ничего, достаточно хорошего.

— Ты и Индию взял бы, если бы тебе захотелось, да? — спросил юный португалец с коротким смешком.

— А почему бы мне захотелось? Жаркая страна, полная змей…

— Полная пряностей, драгоценностей. Полная шелка, золота и слоновой кости! — поправил Жоан.

— Приятно слышать, — сказал Шон, отодвигаясь от стены, к которой прислонялся. — Может быть, я и погляжу на нее. Идем, Кон.

Он снова двинулся было прочь, а рыжий пес за ним, но девичий голос окликнул его по имени, и он остановился в тени дома.

— Шон!.. Шон О’Коннор! — воскликнула девушка, но, увидев Жоана, остановилась на пороге.

— Я думала, ты Шон, — сказала она. — Ах, не можешь ли ты догнать его? Он ушел, и мой отец теперь жалеет об этом. Он не хотел прогонять его. Он знает, что Шон уронил астролябию нечаянно. Это славный мальчик, даже будь он вдесятеро неуклюжее.

— Спасибо на добром слове, Рахиль, — протянул Шон, выходя из тени. — Это дочь сеньора Закуто, — прибавил он, обращаясь к Жоану. — Она может передать письмо своему отцу, а у меня есть важное дело ниже по реке.

«Эта девушка, — подумал Жоан Коэльо, — должно быть, моложе его сестры Луизы, лет тринадцати, вероятно, и, во всяком случае, слишком молода, чтобы стоять в этот холодный вечер на пороге, дрожа и чуть ли не плача». Стекла в фонаре, который она держала, были желтыми и красными, и когда она двигала им, то по ее белому парчовому платью скользили желтые и розовые блики. Нити жемчуга в ее черных волосах казались розовыми, когда она подняла фонарь, чтобы лучше разглядеть Шона. Две крупных слезы, выкатившиеся у нее из глаз, блестели, как розовые жемчужины.

— Ах, Шон, ты не уйдешь от нас! — произнесла она так печально, что Жоан, к своему удивлению, услышал свои собственные слова: