Галым Сейтназаров - Сквозь бурю

— Но разве я не могу оставаться добрым мусульманином и помочь человеку, попавшему в беду, даже если он большевик? Ведь он такой же каракалпак, как я. Разве мы не братья? — спросил Айдос.

— Никогда и ни за что человек, нарушающий заветы аллаха, законы Корана, не может быть твоим братом. Он всегда враг и только враг. Запомни, Айдос: если ты где-нибудь обмолвишься хоть единым словом о том, что видел и слышал ночью на кладбище, ты будешь уничтожен. И не только сам, но и жена твоя Нурбике, и твой любимец Нагым, заменивший тебе внука. А дом твой сожгут и пепел развеют по ветру.

— Чем я заслужил такую кару?

— Еще не заслужил, но заслужишь, если будешь соваться не в свои дела, — раздраженно сказал Жалий. — Своей болтовней ты можешь принести нам большой вред. Так что держи язык за зубами. А если расскажешь кому-нибудь, пеняй на себя, я сразу узнаю об этом. Басмачи не откладывают мести, час расплаты наступит, как только ты проговоришься. Если же будешь молчать, живи спокойно, никто тебя не тронет, и долги твои я спишу.

Айдос подавленно молчал, опустив голову.

Жалий неподвижно сидел против него и криво усмехался, когда старик поднял голову и встретился с ним взглядом.

— Молчишь теперь? О чем ты думаешь? Не знаешь, что делать? Или тебе жизнь не дорога, или ты отдашь под нож Нурбике и Нагыма?

Айдос поднял руки и замахал ими, будто отталкивая страшное видение:

— Нет, нет! Я ничего не скажу, ничего не было…

— Вот и хорошо, — отозвался Жалий, — именно так: ничего не было. Это лучше всего. А теперь отправляйся домой и забудь навсегда, что ты был ночью на кладбище.

Айдос поднялся, провел ладонями по лицу, по глазам, будто стирая ночной кошмар. Потом крепко потер голову и шагнул из комнаты. Жалий проводил его до дверей дома:

— Так помни же уговор, Айдос.

— Буду помнить, ишан.

…Едва сдерживая охватившее его глубокое волнение, Айдос возвратился домой. Неотступно сверлила мозг одна мысль: «Надо что-то немедленно делать. Но что именно? Как предотвратить беду? Безусловно, надо сообщить в ревком о связи Жалия с басмачами, обо всем, что говорил Ниязбамбет на кладбище… Но как спасти Нагыма и Нурбике? Отослать их куда-нибудь? Но куда и на какие средства? Правда, Нагым сейчас в Акбетке, гостит у дяди Оринбая, но со дня на день может вернуться. А если даже он там задержится, то как быть с Нурбике?.. И потом, еще неизвестно, как сообщить ревкому о своем открытии. Ехать туда немедленно! А как же быть с ловом рыбы для голодающих? Хорошо ли, что он, Айдос, окажется в стороне от помощи, о которой просит рыбаков сам Ленин? Конечно, это будет плохо… Кажется, лучше всего сначала посоветоваться с Андреем…

Длинным показался Айдосу короткий осенний день. С трудом дождался он, пока начало вечереть. Обычно в это время возвращался Андрей, который любил побродить в камышовых зарослях и каждый раз приносил оттуда пяток, а то и целый десяток яиц из гнезд диких уток.

Айдос поджидал Андрея, сидя на пороге дома, ничем не выдавая своей тревоги, внешне спокойный и будто даже сонливый. Сощурившись в лучах заходящего солнца, он не сводил пристального взгляда с дороги. Наконец, увидев быстро идущего Андрея, старик поднялся и вошел в дом.

Вскоре они уже сидели на кошме и ели неприхотливый ужин, приготовленный бабушкой Нурбике, — немного овечьего сыра с лепешкой.

— Хотелось бы вкуснее вас накормить, — как бы извиняясь, тихо сказала она, — да вот старик мой давно в море не ходил, рыба кончилась; поешьте вареных яичек, свежие, хорошие яички. Спасибо, Андрей принес.

— Не беспокойтесь, апа, — улыбаясь, ответил Андрей. — Мы люди непривередливые.

— Конечно, конечно, — торопливо добавил Айдос. Ему совсем не хотелось есть. Он думал лишь о том, как бы скорее поговорить с Андреем.

Едва гость проглотил последний кусок, он сказал:

— Может, прогуляемся немного?

— Охотно, — ответил Андрей.

Поблагодарив бабушку Нурбике, мужчины вышли на улицу. Уже почти стемнело. В чистом небе неясным светом мерцали далекие звезды.

Андрей видел, что старик чем-то сильно озабочен, но не решался сам нарушить молчание. Когда они отошли довольно далеко от дома, Айдос тяжело вздохнул:

— Невеселый разговор у меня к тебе сегодня.

— Я вижу, ата, вы чем-то огорчены. Разумеется, время теперь такое, что трудностей хоть отбавляй, но не в нашем характере бояться их. Из любого положения мы ищем и находим выход. Всем, что только в моих силах, я хочу помочь вам. И уж если вы начали разговор, значит, верите мне. В чем дело, ата? Что вас угнетает?

— Трудное, очень трудное мое дело, — начал Айдос, — но я надеюсь, ты дашь мне дельный совет…

И старик рассказал Андрею о том, что произошло на кладбище и о разговоре с Жалием.

С напряженным вниманием слушал Андрей, не прерывая старика ни единым словом, обдумывал всю сложность положения. После долгого молчания заговорил:

— Вы правы, ата, дело трудное… Оно не только трудное, но и срочное. По-моему, надо немедленно сообщить обо всем ревкому, и чем скорее, тем лучше. Я думал было выйти с вами в море на лов рыбы, но теперь… теперь я думаю, надо мне ехать не с вами, а одному, и прямо в Муйнак, в ревком. Там наши руководители знают, что делать в таких случаях… Завтра на рассвете я уеду.

— Я мог бы поехать с тобой… Но как же тогда будет с ловом рыбы? Получится, что я останусь в стороне от помощи голодающим.

— Я думаю, ата, не стоит вам ехать со мной. Все, что вы мне рассказали, я передам ревкому. А вы лучше выходите в море и оттуда направляйтесь прямо в Муйнак.

— Боязно мне оставлять Нурбике и Нагыма… Правда, сейчас он в Акбетке… А вдруг сегодня вернется?

— Мне кажется, ата, не нужно тревожиться. Я уверен, что товарищи из ревкома сумеют отвести угрозу от Нурбике и Нагыма.

— Я тоже так думаю, — проговорил Айдос.

— Значит, договорились, ата. Я на рассвете уеду, а вы как ни в чем не бывало выходите в море.

Третий день подряд бушевал в море шторм. Холодный, порывистый ветер гонял огромные, почти черные волны. Вскипая белой пеной, шумно разбивались они на песчаном берегу и с шипением уползали обратно.

Каждый день приходил сюда Айдос, печально глядел на опустевший берег. Он ждал, когда уляжется ветер, успокоится море. Ему не терпелось скорее выйти на ловлю. Он стал хмурым и раздражительным.

— Что с тобой, старик? — спрашивала Нурбике, видя, как он тяжело вздыхает, пальцами темных натруженных рук сжимает виски.

— Голова болит от безрадостных мыслей. Перед глазами стоят голодные дети, а я тут валяюсь в теплой постели, когда добрые люди давно работают в море. Неужели я хуже всех? Не могу я тут сидеть без дела, Нурбике, хочу идти в море за рыбой, хочу помочь детям…