Юрий Трусов - Золотые эполеты

— Не торопись, братец! — похлопал он по плечу нетерпеливого Кондрата, — не торопись! К весне поедем домой. Терпи казак!

В это время Богдана в далеких Трикратах, по-прежнему находилась в состоянии мучительного ожидания. Забота и внимание к ней хозяйки усадьбы не могли ее успокоить. Тревога усиливалась с каждым днем. Она по-прежнему не могла избавиться от мысли о том, что у нее в чреве растет дитя, что скоро этот плод тайного прегрешения станет явным и все в поселке узнают об этом, тогда не только ее, но и Кондрата ждет всеобщее осуждение, насмешки до конца их жизни.

А самое ужасное, что об этом позоре узнают и те люди, которых она любит и уважает, люди самые ей близкие и родные, что тень позора упадет и на ее благодетельницу — Наталью Александровну, которая заботится о ней, как о родной дочери. Узнают, конечно, и Виктор Петрович, и мать Кондрата, и справедливый кузнец Варавий, который так заступался за нее. А как будет торжествовать тогда Яшка! Такие мысли невыносимо терзали бедную Богданку, и по-прежнему ужасно было то, что она с этими мыслями была день и ночь наедине. Ей не с кем было ими поделиться. Лишь ночью, в сонном забытье, она стонала и плакала оттого, что не смела ни с кем поделиться. Ее настроение улавливала чуткая Наталья Александровна, и на другой день за утренним кофе она спрашивала ее о причинах ее поведения. Хозяйка участливо смотрела на нее. Богдана отводила в сторону взгляд, в ответ только просила:

— Ой, не надо, не надо спрашивать, Наталья Александровна! И, пожалуйста, извольте не беспокоиться. Я сама не знаю, почему стонала ночью. Может, сон какой-нибудь приснился.

— У тебя, милочка, шалят нервы. Не думай так много об этом. Все будет хорошо. Не забывай, Богдана, перед сном умываться холодной водой. Это успокаивает нервы. Человек должен нормально спать…

В ответ Богдана обещала исполнять советы хозяйки, а сама еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Наталья Александровна делала вид, что не замечает на глазах своей воспитанницы слезы.

— Ну, как хочешь, Богдана, а тебе надо лечиться. Я обязательно на днях вызову врача.

На другой день она послала в Вознесенск экипаж за доктором. И он приехал в усадьбу. Франц Павлович, лысый, седоватый, много лет пользовал семью Скаржинских. Наталья Александровна представила ему Богдану как свою воспитанницу.

— Она у нас невеста. Жених в Петербурге, и все заботы о мадемуазель я, естественно, взяла на себя. Я думаю, что у нее не в порядке нервная система. Тут, конечно, играет огромную роль и тоска по жениху, с которым она в разлуке.

Франц Павлович понимающе кивнул и внимательно долго выслушивал побледневшую от волнения Богдану. Он заглядывал ей в глаза, заставлял высовывать язык…

— Ничего опасного, мадам, — сказал он Наталье Александровне. — Ваша воспитанница вполне здорова. Недуг ее весьма распространен среди чувствительных девиц и, повторяю, совершенно неопасный. Самое лучшее от него лекарство — это скорейшее воссоединение ее с женихом, — улыбнулся врач, — но так как разлука их может быть продолжительной, то я дам мадемуазель симпатические успокоительные капли. Принимать их надо по 10 капель перед сном.

Но симпатические капли не успокоили Богдану. Когда она оставалась в комнате одна, то подолгу разглядывала свою ладную гибкую фигуру, тесемкой измеряла талию. Хотя пока никаких признаков ее утолщения не обнаружила, но молодая женщина не доверяла собственным глазам. Ей все казалось, что незаметные пока еще изменения все же появились.

Крупным и нервным почерком она каждый день писала в Петербург на Миллионную улицу в дом Скаржинского.

— «Кондратушка, мой дорогой и завсегда любезный мне. Приезжай сюда немедленно. Приезжай, не то я либо с ума сойду, не то, томясь по тебе, — помру. Ох, как все мне постыло без тебя, милый мой».

Такие послания Богдана ежедневно отправляла в Петербург. Они с очередной почтой доставлялись Виктору Петровичу. Он читал, но не отдавал их Кондрату. Не показывал никому, а когда их скапливалось много — сжигал в камине кабинета. Делал это Виктор Петрович, испытывая самые добрые чувства к Кондрату и Богдане. «Ну зачем расстраивать молодого казака? — Так про себя Скаржинский именовал Кондрата. — Пусть этот козаче в покое будет. Так его обучение лучше пойдет. А пройдет срок, повезу его к невесте и сыграем свадьбу». Решил про себя хозяин Трикрат, и посчитал он так не потому, что был глух и черств к мольбам, звучавшим в письмах влюбленной страдающей девушки. Они доходили до сердца Виктора Петровича. Он сочувствовал ей, но ему казалось, если он уступит ее просьбам и оторвет преждевременно Кондрата от практических учебных занятий, то это не пойдет на пользу ни ему, ни самой просительнице.

Поэтому Скаржинский и уничтожал письма Богданы, а о ней, тронутый до слез ее мольбами, писал в Трикраты супруге.

«Милая Натали, успокой крайне возбужденное воображение невесты нашего юного казака. Следи за ней. Держи ее в ласке и холе, чтобы она не тосковала так. Богдана крайне чувствительная особа».

Виктор Петрович думал, что поступает гуманно, и считал, что делает только добро в интересах обоих молодых людей.

Эпистолярные советы супруга усилили рвение Натальи Александровны. Она всю свою доброжелательность сосредоточила на подверженной тоске и меланхолии Богдане. Она читала ей самые нравоучительные места из известных сочинений как отечественных, так и иностранных авторов. Для Богданы приглашались в усадьбу музыканты, устраивались песнопения и танцы. Из всех книг, с которыми ее познакомила хозяйка, Богдане больше всего пришлась по сердцу повесть Николая Михайловича Карамзина «Бедная Лиза». Богдана с интересом прочла это сентиментальное повествование о соблазненной невинной девушке, с горя утопившейся в водах озера. Хотя соблазнитель ее, Эраст, совсем не был похож на ее возлюбленного, но история трагически закончившейся любви чем-то напоминала то, что у них произошло с Кондратом. Богдана несколько раз прочитала повесть. Наталья Александровна, убедившись, какое сильное впечатление произвела эта книга на ее воспитанницу, подарила ей книгу.

Теперь между двумя женщинами, такими разными по возрасту, социальному положению и образованию, возникла еще большая близость, превратившаяся в настоящую дружбу. Наталья Александровна на прогулки отправлялась в обществе Богданы.

— Ну как я, Богдана, буду жить без тебя, когда ты выйдешь замуж? Ведь я так привыкла и очень люблю тебя.

— Да я от вас никуда не уйду! Всегда буду рядом. Каждый день видеться будем! — вскрикнула весело Богдана. Но тут она вспомнила о своей тайне, и глаза ее печально потемнели. «Ведь я обманываю и себя и мою благодетельницу».