Леонид Бляхер - Хроники Герода (Перечитывая Флавия)

Она сразу по прибытию объяснила всем, кто здесь главный, потребовав себе лучшие покои во дворце. Хоть все и говорили вокруг о смелости и жесткости «царя», но тот ее послушался, уступил. Чувствовал, наверное, ее силу духа. Она наняла в качестве своих слуг и советников людей из хороших домов Ерушалаима, чтобы не видеть физиономии простолюдинов, которых становилось все больше во дворце. Правда, настояния, чтобы ее советники присутствовали в Большом зале, когда царь обсуждает важные дела, встретили вежливый, но жесткий отказ. Ладно, посмотрим, как ты запоешь, друг Герод, когда Первосвященником станет Аристобул.

Хотя с детьми тоже все было не совсем так, как ей представлялось. Дети как-то отдалились от нее. Впрочем, и раньше заниматься ими ей было некогда. Слишком много дел было вокруг. Но теперь это переходило все грани. Марьямна, носила под сердцем ребенка идумейца и, похоже, была влюблена в него, как кошка. Вместо того, чтобы, как все настоящие женщины, использовать мужскую похоть и глупость, она смотрела ему в рот. С матерью была почтительна, но не более. Сама в ее часть дворца не наведывалась, хотя ее принимала, как положено дочери принимать мать. Еще сложнее складывались отношения с сыном, который должен был стать инструментом ее власти.

Мальчишка был совершенно равнодушен к ее ласкам, на празднике в честь прибытия, который она устраивала в своей части дворца, он сидел с отсутствующим видом, глядя куда-то за спины пирующих гостей. А ведь праздник был не хуже, чем иные праздники в Александрии. Он все время проводил с учителями-фарисеями, которых она недолюбливала, да еще с мужем дочери, выскочкой Геродом. Ничего, не так, так иначе, но она своего добьется. Пусть только сын войдет в Святая Святых.

Но тут случилось страшное. Происки Герода, а кого же еще, привели к тому, что вместо Аристобула новые члены Синедриона, жалкое подобие настоящих учителей в золотом шитой одежде, выбрали не ее сына, а это ничтожество Ананеля, дескать, происходящего из рода Первосвященника Аарона. Александру просто разрывало от ненависти и презрения к этим людишкам, и их интригам.

Она бросилась к этому жалкому «царю». Но он, видимо понимая, что она с ним сделает, уехал опять на стройку к своим горшечникам и каменотесам. Она пошла к дочери. Но та не смогла понять всю глубину ее горя. Бедная девочка, ослепленная своим чувством! Она пыталась успокоить мать тем, что Герод тоже расстроен решением Синедриона. Как же? Так она и поверила. Но, дескать, это решение правильное. Аристобул еще очень молод. Вот будет готов к служению, тогда его изберут. Она даже была не способна понять, что за эти несколько лет, Александра может лишиться совсем влияния на сына. Тогда все бессмысленно.

Сын тоже, на ее удивление, не понял ее совсем. Он, в отличие от Марьямны, был совсем не огорчен. Сказал, что благодарен Синедриону, поскольку еще не чувствует себя готовым быть заступником перед Всевышним за весь народ. На ее пламенную речь о том, что Герод крадет у него, Аристобула, власть, которая принадлежит ему по праву, мальчишка поклонился матери, с жалостью посмотрел на нее и сказал, что будет молиться сегодня о ней Всевышнему.

Ей оставалось только метаться по своей части дворца, срываясь на не ко времени подвернувшихся слуг. В этом мире недоумков она нигде не может найти понимание. Она вспомнила Клеопатру. Вот кто, действительно, мудрая женщина. Приказала подать себе письменный прибор и долго переносила свою боль и горе на страницы пергамента. Доверенный человек принял письмо и тут же отбыл в Александрию. Александра немного успокоилась. Посмотрим, дорогой Герод, что ты запоешь, когда тебе прикажет сам Антоний. А уже его Клеопатра сможет убедить.

Вечером Марьямна рассказала Героду о визите матери и ее жалобах. Герод, как мог, успокоил жену и любимую. Почтенная Александра что-то надумала. Может быть, она не здорова? Он прикажет лекарям осведомиться о ее благополучии. В любом случае, Марьямне расстраиваться не стоит. Праздник начался. Работы временно прекратились, люди сидели дома и думали о вечности и бренности. Ближайшие дни он проведет дома, рядом с женой. Аристобула он увидеть в эти дни не смог. Тот все время пропадал в Храме, возносил молитвы, слушал мудрые проповеди учителей.

Лишь однажды Аристобул остался дома, сам пришел к Героду для беседы. Герод прямо спросил его, огорчен ли тот отсрочкой своего вступления в сан?

- Почтенный друг и родич Герод, – вежливо ответил не по годам взрослый юноша – Я понимаю, что ты хотел бы, чтобы в Святая Святых заходил я. Но это не должность и не кресло, куда можно сесть и потом встать. Это тяжкая ноша на всю жизнь. Первосвященник не просто возносит молитвы и приносит жертвы. Главная жертва – он сам. Его жизнь ни на миг уже не принадлежит ему. Каждый его жест, каждое действие будут толковать. В них будут видеть проявление воли Его. Я понимаю, что мне не миновать этой доли. Я буду отвечать за народ. Я буду помогать тебе. Но пусть это случиться через несколько лет. Я очень тебя прошу. Я хочу еще несколько лет просто погулять по рощам, вблизи города, поговорить с людьми не как их пастырь, а как юноша, случайный прохожий. Я хочу просто поиграть со своим племянником, когда он появится на свет. Увидеть его улыбку, прочесть с ним первые слова молитвы. Не лишайте меня этого.

- Что ты, малыш? – опешил от речи Аристобула Герод – Мне казалось, что ты, старший мужчина в роду, стремишься занять это место.

- Скажи искренне, не как младшему, а как равному – вдруг поднял глаза Аристобул – Ты, ты сам хочешь быть царем?

- Ну, не простой вопрос.

- Ответь на него, пожалуйста, Герод.

- Понимаешь, может быть, и не хочу, но это уже не важно. Тысячи и тысячи людей уже поверили мне. Уйти сейчас в тихую жизнь, построить большой дом на берегу моря у тихой бухты. Остаться вдвоем с женой. Слушать смех детей в доме… (Герод усмехнулся). Это очень заманчиво. Только как ходить по земле, если ты предал тех, кто тебе поверил?

- Я тоже не хочу быть предателем. Но чтобы быть Первосвященником, мне нужно подготовиться. Как говорит учитель Гилель: Если я только за себя, то кто я? Я не хочу, но буду, поскольку это моя судьба и воля Всевышнего.

- Я понимаю тебя, Аристобул.

Мальчик молча обнял воина. Поклонился ему: Спасибо тебе, Герод. Не гневайся на мать. Мы такие, какими нас создал Всевышний. Возможно, что она не даст тебе уйти в частную жизнь, заставит больше думать о деле и о народе.

- Хорошо, Аристобул. Я постараюсь быть вежлив и внимателен с Александрой. В эти дни мы должны прощать и просить прощения. Прости и ты меня, что хотел сделать тебя средством для достижения своих целей.

- Я прощаю тебя, прости и ты, Герод.

Праздник завершился к всеобщему удовольствию. Разве только аристократы, оставшиеся в Иудее, роптали про простолюдинов, дорвавшихся до власти и про тирана Герода. По повелению царя беднякам раздавалась милостыня от его имени и имени Первосвященника. В прежние этот обычай был всеобщим. Но за время смуты и войн о нем стали забывать.