Уильям Николсон - Родной берег

– В каком-то смысле да. В последнее время отношения у нас сложные. Сегодня я должен был вернуться домой и встретиться с ней.

– Погода всем планы испортила.

– Плохо, что у нее нет телефона. Думаю, что позвоню потом в галерею.

– Я бы не волновался. Повсюду сейчас кошмар. Она ведь понимает.

– А я нет. – Ларри вздохнул.

– Ого! – Эд улыбнулся. – Даже так.

– Совсем недавно я предлагал ей выйти за меня. А сейчас даже не уверен, хочу ли увидеть ее снова.

– А почему ты не хочешь ее видеть?

– Сам с трудом понимаю, – признался Ларри. – Она не похожа ни на кого из моих знакомых. Живет по собственным правилам. И хочет, чтобы я жил по ним же.

– Что за правила?

– Все должно быть просто. Говори только то, что думаешь. Делай только то, что хочешь. Ни игр, ни притворства, ни вежливой лжи. А когда сам не знаешь, чего хочешь?

– Говорить чистую правду невозможно, – ответил Эд. – Цивилизованный человек обязан кое-что скрывать.

– Ты серьезно так думаешь? – удивился Ларри.

– А ты нет?

– На мой взгляд, если ты действительно кого-то любишь и чувства взаимны, можно, не таясь, говорить обо всем.

– Это потому, что в глубине души ты считаешь, что все люди хорошие.

– А ты считаешь, что плохие.

– Не совсем. Я считаю, что каждый из нас одинок. – Он рассмеялся и толкнул Ларри в плечо. – Ну вот, со мной рядом мой старинный друг, а я говорю, что одинок. Пес неблагодарный!

– Возможно, ты все-таки прав, – тихо отвечал Ларри.

– Я так понял, с Нелл у тебя бывают проблемы.

– Но, Эд, – Ларри продолжал начатую мысль, – ведь рядом с Китти ты не чувствуешь себя одиноким?

– Ну и вопросики.

– Прости. Забудь, что спрашивал.

– Нет. Вопрос справедливый. Она моя жена, и я люблю ее. – Он задумался и молчал, пока они не остановились у заснеженной фермы. – Бывает, когда я обнимаю Китти или смотрю, как она спит, я успокаиваюсь. Тихие-тихие мгновения. Тогда я не чувствую себя одиноким.

Ларри пинал снег, пропахивая борозды в девственной белизне.

– Но они быстро проходят.

– Да. Они быстро проходят.

– Тебе не стоит так часто уезжать, Эд. Китти это тяжело. И Пэмми.

– Я знаю. – Он честно принял укор. – Как бы ни казалось со стороны, я стараюсь изо всех сил.

– Ну, – заметил Ларри, – сейчас, по крайней мере, во Францию не покатаешься.

Они вошли в дом, сбивая снег с ботинок. Китти и Памела накрывали на стол.

– Папа вернулся, – объявила Китти. – Можем обедать.

– И Ларри, – добавила Памела. – Он тоже вернулся.

Радость от выпавшего снега рассеялась, когда землю сковал жгучий мороз. Каждый день на несколько часов без предупреждения отключали электричество, и дом погружался во тьму, словно в военное время. Три вечера подряд ужинали и ложились спать при свечах. Потом вода замерзла в трубах, и стало невозможно ни помыться, ни сходить в уборную: приходилось пользоваться ночными горшками, которые Эд выносил и опорожнял где-то за домом на твердом снегу. По радио сообщали, что страна в чрезвычайной ситуации. Поезда остановились. Суда не ходили. Суточную норму по карточкам урезали сильнее, чем в худшие годы войны. В начале февраля правительство приняло решение об обязательных ежедневных веерных отключениях света – на три часа утром и на два вечером.

Когда на ферме закончились запасы угля и дров, Китти обратилась за помощью к Луизе. Эд и Ларри придумывали разные способы транспортировки топлива по заснеженной деревне, но в итоге приняли наиболее простое решение – самим перебраться в Иденфилд-Плейс. Угля там достаточно, и, отказавшись от отопления двух третей дома, Джордж надеялся продержаться полтора месяца. Не может ведь этот ужас длиться до конца марта! Так Эд и Китти вернулись в ту самую комнату, где начинали совместную жизнь, а Памела – в свою кроватку в гардеробной, примыкающей к комнате родителей. Ларри отправился в комнату для гостей дальше по коридору. В Дубовой гостиной и малой столовой по-прежнему горели камины, в то время как просторный зал и библиотеку пришлось уступить зимнему холоду. Но в буфетной, где царствовал дворецкий мистер Лотт, и на кухне, где правила его жена, повариха миссис Лотт, тоже было тепло. Из четырех бойлеров работал один. Заправленные керосином лампы стояли наготове в ожидании очередного ежедневного отключения электричества.

В главном доме, где отопительная система куда новее и вода в трубах не замерзла, уборными еще можно было пользоваться. Эд больше не выносил горшков, о чем даже жалел:

– Даже обидно. Я все ждал, когда снег растает и вокруг дома проступят экскременты середины двадцатого века.

Суровая зима заперла их в такой тесноте, что Ларри никак не мог улучить момент и поговорить с Китти наедине. Поскольку заехал он лишь на выходные, то не взял ни красок, ни кистей. Теперь, когда выходные растянулись на три недели без надежды на скорую оттепель, большую часть времени он проводил в Дубовой гостиной, устроившись у камина и перечитывая «Войну и мир». Едва он расправился с первым томом, за него принялась Китти. И вновь начался давний спор, могут ли положительные герои быть привлекательными. В этот раз обсуждали Пьера Безухова.

– Он такой толстый, – сказала Китти, – и такой неловкий, и такой наивный.

В особенности ее возмущал брак с красивой, но холодной Элен.

– Всего лишь из-за ее груди. Это же глупо.

– Я клянусь тебе, он исправится, – уверял Ларри. – Ты его даже полюбишь.

– Я люблю князя Андрея.

– Еще бы!

– А ты любишь Наташу.

– Обожаю. С той минуты, когда она вбежала к взрослым, не в силах перестать смеяться. Но знаешь, что странно? Толстой вполне четко обозначил, что она не очень красивая. Но когда я пытаюсь представить ее, мне она кажется невероятно привлекательной.

– Да что ты! Конечно, она красивая.

– Смотри. – Ларри взял книгу у нее из рук и нашел нужную страницу. – Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка.

– О, но она пока еще ребенок – ей всего тринадцать. Она вырастет и станет красавицей. Вот увидишь!

К середине февраля по радио сказали, что шахтеры Южного Уэльса работают полную смену даже по воскресеньям. Груженные углем суда наконец-то смогли подойти к причалам. Оттепели по-прежнему ничто не предвещало. Но железная дорога заработала, и все уверяли друг друга, что стуже скоро конец.

Китти и Ларри остались наедине у камина в Дубовой гостиной. Ларри заложил страницу, закрыл книгу и опустил на пол.

– Завтра мне нужно возвращаться в Лондон. Мои каникулы затянулись.

– Но мы так и не поговорили как следует, – вздохнула Китти и тоже отложила книгу. – Мне так хорошо, когда ты здесь, Ларри. Когда ты уедешь, мне будет тоскливо.

– Ты же знаешь, я всегда возвращаюсь.