Уильям Николсон - Родной берег

– Любезно принять. – Джеральдина очаровательно улыбнулась. – Предложить выпить и чувствовать себя как дома.

Лобовая атака явно выбила Армитеджа из колеи.

– Правда? – Он огляделся по сторонам, словно ища путь к отступлению. – Выпить, говорите? – И опрометью убежал в другую часть дома.

Эд и Китти тихонько захлопали в ладоши:

– Браво, Джеральдина!

– Полно вам! – Джеральдина даже покраснела.

Армитедж вернулся с бутылкой пастиса, водой и тремя стаканами.

– Больше не нашел, – пояснил он. – Чистых, в смысле. – Можете даже разлить, если хотите, – сказала Джеральдина. – Только мне не нужно, спасибо.

Китти тоже отказалась.

– А я выпью. – Эд развел пастис водой один к одному и опрокинул стакан.

Армитедж высунулся из окна:

– Нелл, жирная ты корова! А ну домой!

Гости сделали вид, что не слышали.

Нелл, вернувшись вместе с Ларри, одернула Армитеджа:

– Веди себя прилично. Или никаких трали-вали на неделю. – Да что я сделал? – обиделся Армитедж. – Привет, Ларри. Что с тобой?

– Не знаю. А что со мной не так?

– Ты весь сияешь. Тебя лаком покрыли?

– Я тебе говорила, – встряла Нелл, – он разбогател.

Оказалось, некое подобие обеда все-таки предполагалось. Нелл запланировала пикник на пляже. Она уложила в большую корзину хлеб, помидоры и свиной паштет. А также флягу местного сидра, чтобы было чем запить.

– Мы для того тут и поселились, чтобы пляж был у самого порога. Тони часами пялится на море. Я не понимаю, на что там можно смотреть, честно говоря. Просто огромное пространство без ничего.

– Ты просто дура безмозглая.

– Я думаю, он смотрит на море, чтобы прояснилось в голове, – продолжала Нелл, будто не слыша последней реплики. – Готовит ее, как холст.

– Абсолютно точно, – ответил Армитедж.

И, подойдя к Нелл, поцеловал ее у всех на глазах.

Они уселись в кружок на песке под большим пляжным зонтиком и делали себе бутерброды, отламывая куски от багета. Пэмми это нравилось.

– Мы сидим на земле и едим руками!

Армитедж жевал, уставившись на Китти.

– Не обращай внимания, – предупредила Нелл, – просто он хочет тебя написать.

– Да, хочу. У тебя интересное лицо.

– Так где ты работаешь? – спросил Ларри.

– Там, – кивнул Тони.

– Он устроил мастерскую в доме, – объяснила Нелл. – Теперь не надо толкаться в спальне, она же гостиная. Но ведь веселое было время! – Она обернулась к Джеральдине: – Ларри, Тони и я гуляли ночью вдоль Темзы и пили горячий сладкий чай в забегаловке для таксистов у моста Альберт-бридж.

– Кому еще сидру? – Эд отвинтил крышку фляги.

Мимо устало тащилось обширное семейство: дед с бабушкой, родители, дети, собака; они волокли корзины, коврики и зонтики. Вдоль горизонта полз пароход, почти не двигаясь с места. Время от времени Нелл гладила Тони по руке, будто напоминая о своем присутствии.

Потом между ними вспыхнула внезапная яростная ссора, начавшаяся с предложения Нелл показать гостям мастерскую Тони.

– Я не слон в зоопарке, – отрезал он.

– Разве ты не выставляешься? – наседала Нелл. – Да ты же все готов выставить напоказ!

– Да по мне хоть бы никто не видел моих работ!

– Что за враки! Ты лицемер!

– Корова!

– Да ты просто боишься! Это хрен знает что! – Она повернулась к остальным: – Все его картины раскупают. Знаменитости умоляют, чтобы он написал их портрет. Его сравнивают с Тицианом. А он от ужаса в штаны кладет.

– Сука!

– О да! Очень умно! Вот это аргумент! Крыть нечем!

Армитедж вскочил и побрел прочь по пляжу.

– Давай! – крикнула Нелл ему вдогонку. – Драпай! Трус! – А потом спокойно добавила для остальных: – Не волнуйтесь. Я покажу вам его студию.

– Но ведь он этого не хочет, – удивилась Джеральдина.

– А почему только он должен получать что хочет? А что насчет моих желаний?

Они собрали вещи, отряхнулись от песка и толпой отправились домой. Армитеджа нигде не было. Нелл отвела их по лестнице в дальнюю комнату на втором этаже – бывшую спальню, а ныне мастерскую художника. Холсты теснились вдоль стен, лежали на длинном, заляпанном краской столе. У окна стояло два мольберта, на каждом – незаконченная работа. Центр помещения занимало кресло с накинутым на него пестрым покрывалом. На одном из незаконченных портретов проступали черты старика, на другом – крепкая женская фигура.

Ларри и остальные молча разглядывали картины.

– Неохота признать, – произнес наконец Ларри, – но подлец стал писать еще лучше.

– Почему они все так печальны? – спросила Китти.

– Тони бы ответил, он пишет что видит, – объяснила Нелл. – Он считает, большинство людей разочарованы жизнью.

– Ты думаешь, он прав?

– Возможно.

– По-моему, это неблагодарность, – заметила Джеральдина.

– По отношению к кому? – удивилась Нелл.

– Вообще говоря, к Богу.

Нелл посмотрела на нее скептически:

– Мы должны быть благодарны Богу? За что?

– За то, что Он наш Творец. Понимаю, для неверующих это бессмысленные слова.

– Послушай-ка, – вздохнула Нелл, – я знаю творцов как облупленных. Одно тщеславие. Смотрите все! Скажите, что я гений! Как я понимаю, Бог – это очередной начинающий художник-эгоцентрик, ноющий, что никто его не ценит.

На обратном пути в Бельнкомбр Китти повернулась к Джеральдине:

– Согласись, с ними не соскучишься?

– А по-моему, их стоит пожалеть.

Той же ночью в спальне она сказала Ларри:

– Не понимаю, как ты вообще мог когда-то ее полюбить. Просто не понимаю.

– Я был молод.

– Всего пять лет назад? Ты не был ребенком. Она ведь такая… пошлая. Такая шумная. Такая грубая.

– Но в то же время забавная. Ты же видела!

– Забавная! Ты это считаешь забавным? Все эти детские ругательства?

Ларри почувствовал, что сердится.

– Уже поздно, – сказал он. – Дорога была долгая.

– Нет, Ларри. Я хочу знать. Ты действительно любил ее? – Мне казалось, что да. Какое-то время.

– За это? Ну… понимаешь?

Ближе подойти к теме секса она не смела.

– Очень может быть, – ответил Ларри.

– Тогда понятно. Я знаю, ради этого даже самые здравомыслящие мужчины способны на самые глупые поступки.

– Не самые глупые, – возразил Ларри. – Любовь к Нелл не была глупостью. Не говори так.

– Ну а что я должна сказать? Как иначе объяснить то, что ты хотя бы взглянул в сторону этого существа?

– Этого существа. – Сердце у Ларри заколотилось. – Да что ты знаешь? – повысил он голос. – Кто ты такая, чтобы критиковать ее? Кто ты такая, чтобы говорить мне, почему я делал то, что делал? Ты считаешь, что сама, черт возьми, все делаешь идеально. Но так поверь мне, это не так!

Джеральдина замерла под одеялом.

– Пожалуйста, не ругайся, – шепнула она.

– Хочу и буду, черт меня дери! – крикнул Ларри.